Вранова погоня

Пока Эльза размышляла над счастьем, кофе убежал, и пришлось варить новый. И даже этот новый показался ей горьким и невкусным. И щекотно-колючее чувство никуда не делось. Наоборот, стало еще щекотнее, еще колючее. И холодно вдруг стало, по босым ногам потянуло сквозняком и сыростью. Оказывается, ее новое счастливое бытие требует не кофе, а горячей ванны.

В ванне Эльза пролежала долго, кажется, даже задремала, потому что очнулась снова от холода. Вода остыла, разве что льдом не подернулась. Не получилось согреться…

А Никита уже проснулся. Из кухни доносился запах свежесваренного кофе. Наверное, минувшая ночь никак не повлияла на его ощущение счастья. Наверное, это даже хорошо. Эльза замерла в дверях, все никак не решалась переступить порог. Показалось вдруг, что вот этот один-единственный шажок сейчас все изменит, всю ее жизнь изменит и сделает совсем другой.

– Привет! – Никита, уже полностью одетый, но босой, стоял у плиты, спиной к двери, но каким-то шестым чувством почуял ее присутствие.

– Привет. – Эльза все-таки сделала свой шаг к будущему счастью. Сначала к счастью, а потом и к Никите. Подошла осторожно, на цыпочках, положила ладонь на плечо.

Он обернулся так стремительно, что она испуганно отшатнулась. Может быть, и упала бы, если бы он не поддержал.

– Элли… – В его взгляде было все, что угодно, кроме счастья. Нет, не так! В его взгляде была вина… – Элли, я вчера перебрал… – Он взъерошил волосы и подбородком дернул. – Ты прости меня, что так вышло. Я не хотел. Честное слово…

Не хотел… Вот потому ее счастье и казалось таким щекотно-колючим, что было ворованным. Он не хотел, а она взяла и украла кусочек чужого счастья… В тот момент Эльза поняла, что может быть очень сильной. Как поняла? А очень просто! Она не расплакалась, не закричала в голос. Она улыбнулась легкой, легкомысленной даже улыбкой и сказала:

– Что ты, Никита, все в порядке! – И даже волосы его взъерошила этаким успокаивающим жестом. – Ты даже не думай об этом. Все нормально.

Он обрадовался. Эльза почти услышала, как с грохотом катится по полу камень, что упал с его души. Камень упал, и прежний Никита вернулся. Улыбнулся все еще смущенной, но уже почти нормальной улыбкой, спросил:

– Будешь кофе?

– Буду! – И это тоже был своего рода подвиг, потому что все еще хотелось выть в голос, а не кофе. Но Эльза себя заставила. Она даже завтрак Никите приготовила. Сама есть не стала, у нее было еще очень много дел, у нее были занятия в академии и встреча с очередным заказчиком, Никита должен был это понимать.

Он и понял, он же умный! Вот только с той самой ночи что-то разладилось в их жизни, пролегла между ними какая-то невидимая, но все равно физически ощутимая трещина. Им тяжело стало жить под одной крышей. Потому что даже случайные взгляды, даже случайные прикосновения доставляли неловкость ему и боль ей. Потому что оба понимали – прошли беззаботные времена, так легко, как раньше, больше не будет. Одна-единственная ночь все испортила…

* * *

Из жизни ушли покой и привычная размеренность. Ушли вслед за Эльзой, как ее верная кошка. Они ушли и оставили Никиту одного. Ему никогда раньше не было скучно наедине с самим собой. А сейчас вот было. И не то чтобы скучно, скорее уж муторно. Это тяжелое, пахнущее полынью и дымом пожарища чувство Никита уже испытывал однажды. Тогда ему показалось, что все решаемо, что все можно пережить. И решил. И пережил.

Думалось, что решил и пережил, а когда оно случилось во второй раз, вдруг как-то так вышло, что он оказался не готов. Хлипкий он оказался мужик, никчемный. И если тогда, десять лет назад, у него получилось себя обмануть, то сейчас обманываться он не собирался. Наоборот, он собирался посмотреть правде в глаза. Только вот беда: чтобы посмотреть правде в глаза, нужно вспомнить то, что вспоминать совсем не хочется…

Ту ночь забыть у него очень долго никак не получалось. Эльза изо всех сил старалась ему помочь, но этими своими мужественными стараниями делала только хуже.

– Не гадь там, где ешь, – сказал однажды мудрый друг Ильюха, и Никита тогда с ним всем сердцем согласился. Есть охотничьи угодья, а есть дом. На охоте полным-полно дичи, всякой разной, готовой добровольно броситься в объятья охотника, а дома есть Эльза. Эльза – это не дичь. Эльза – это…

Вот на определении того, кем же на самом деле для него является Эльза, Никита спотыкался не единожды. Не было у него для нее определения. Эльза – это Эльза! В минуты особенной душевной нежности или радости – просто Элли.