Вранова погоня

Как же ему тошно было в тот момент! Так тошно, как раньше никогда не было. Он попытался одновременно и сесть, и прикрыться простыней, но мерзкая баба хихикала и тянула простыню на себя.

– А я не сестра. – Эльза улыбнулась. Никогда раньше Никита не видел такой улыбки. А зелье в ведьмовском котле все кипело и кипело. Жар от него чувствовался на расстоянии. – Я жена этого… котика. – Сказала и снова улыбнулась, теперь уже персонально Никите. В этот момент ему вдруг показалось, что не он старше, а она. Что жила она веками, а теперь вот устала и решила умереть. Он даже испугался этой своей мысли, такой яркой она была.

– Жена! Надо же… – Мерзкая баба продолжала хихикать и тянуть простыню. – А котик говорил, что один живет.

– Один. – Вот и закипело, выплеснулось наружу горячее ведьмовское варево, ошпарило кипятком. – Теперь точно один, ты не переживай. – Никита и не знал, что она может вот так… одним махом все отсечь, все закончить. Что может и обжечь, и заморозить одновременно. – Только ты, пожалуйста, пока уйди. Мы с Никитой поговорим, и он тебя догонит.

Не будет он никого догонять! Глупости какие! А мерзкая баба словно почуяла что-то, словно за волосы ее кто-то с тахты сдернул. Выскользнула из-под простыни, на ходу похватала шмотки и, вихляя задом, убралась восвояси.

– Эльза… – Никита обернул злополучную простыню вокруг бедер, встал.

– Не надо. – Сказала и руки перед собой вытянула, словно защищаясь. Как будто он мог ее обидеть еще сильнее, чем уже обидел. – Я сейчас уйду, а когда вернусь, тебя здесь уже не будет. Хорошо? – И в глаза посмотрела так, что у Никиты аж в горле пересохло.

– Подожди, – сказал он осипшим вмиг голосом. – Элли, давай поговорим. – Он еще надеялся, что у них получится поговорить, что все это еще можно исправить. Хотя бы попытаться исправить. Если все объяснить… И ей, и самому себе…

Но она слушать не стала, лишь жестом смертельно уставшего человека откинула с лица мокрые волосы.

– Не надо, – сказала почему-то шепотом. – Не надо нам разговаривать, Никита. Я старалась. Честное слово, старалась, но я так не могу. Уходи, пожалуйста. И… давай разведемся.

А он вдруг понял, что не хочет ни уходить, ни разводиться. Вот как только у него отняли это самое главное, так все сразу и понял. А еще понял, что Эльза свое решение не изменит. Погас ведьмовской костер, осталось только горькое ощущение неизбежности потери.

Эльза вышла в кухню, не стала смущать его и смущаться сама, затаилась на нейтральной территории. Никита очень надеялся, что она все еще там, что дождется, все-таки даст ему возможность сказать то, что давно нужно было сказать. Оттого и одевался он в большой спешке, путался в штанинах и рукавах, чертыхался вполголоса.

Не дождалась. Оставила на белоснежной скатерти обручальное колечко с черным-черным, как уголь, камнем, и ушла…

Никита тоже ушел. К Ильюхе. Пил беспробудно несколько дней, ни на работу не ходил, ни на учебу. Все порывался вернуться, но Ильюха не пускал. Приводил какие-то железные доводы, с которыми пьяный Никита соглашался и которые тут же забывал. Он успокоился сам, без напутствий и уговоров Ильюхи. Вспомнил Эльзины глаза и сжатые в кулаки руки, вспомнил колечко с камешком-угольком и решил, что так тому и быть.

В следующий раз они встретились уже в ЗАГСе, когда пришли подавать заявление о разводе. Вот, пожалуй, именно тогда Эльза начала меняться. Синие тени под глазами, заострившиеся скулы, выпирающие ключицы, руки дрожащие… Никита, помнится, испугался, что она заболела. Так испугался, что спросил:

– Элли, у тебя все хорошо?

– Все хорошо, Никита. Спасибо. – И улыбнулась вежливо. Лучше бы вообще не улыбалась. – У меня все замечательно.

Не был бы дураком, уже тогда заподозрил бы неладное, пусть уговорами, пусть силой, но заставил бы Эльзу рассказать, что с ней происходит. Вдруг Януся объявилась, или еще что хуже. Но Никита был молод и глуп, поэтому расспрашивать ни о чем не стал, просто молча кивнул.

Их развели спустя положенный по закону срок. Тот день был словно брат-близнец похож на день их свадьбы, такой же студеный, такой же снежный. Но девственную его белизну марало что-то черное и тревожное. Никита не сразу понял, что это, просто почуял недоброе. А потом он посмотрел вверх. В сером небе, вспарывая крыльями тяжелые снежные тучи, кружило воронье. Молча кружило, без единого звука.

– Ну, вот и все, – сказала Эльза и улыбнулась грустной улыбкой. – Спасибо тебе, Никита. За все.

– И тебе, Элли. – Он протянул было руку, чтобы заправить за ухо локон рыжих Эльзиных волос, но передумал. Нет у него на такую ласку даже фиктивного права. Теперь уже нет. – Если что, – он задумался, подбирая правильные слова, – если что-то случится, если тебе понадобится помощь, ты не стесняйся, обращайся. Я пока у Ильюхи живу, но скоро сниму квартиру. Адрес оставлю ему. На всякий случай. Ты меня слышишь, Эльза?..