Врата Афин

Ксантипп нахмурился. Отец с юных лет предостерегал его от азартных игр. Тем не менее он попробовал, потерял небольшое состояние и проникся пожизненной неприязнью к тем, кому повезло больше.

– Не думаю, что у Фемистокла есть шанс, – ответил Ксантипп.

Он понимал, что рядом могут стоять те, кто послушает и последует его совету. Таким образом, небольшое выступление с места могло вознести его по каменным ступенькам.

Укрепившись в своей решимости, Ксантипп продолжил:

– До Марафона он не смог бы повлиять на эту толпу. Чем была Персия для большинства из нас? Какая-то далекая империя. Половина присутствующих здесь видели этот огромный флот. Ты помнишь! Как бы это меня ни раздражало, думаю, Фемистокл прав. У нас есть средства, которых никто не ожидал. Что может быть лучше для афинян, чем это? Корабли…

Постучав себя по лбу, он поднял руку, чтобы его заметили.

– Оратор здесь! – поддержал его Эпикл.

Все больше тех, кто знал Ксантиппа, выкрикивали его имя. Он заметил, что с трибуны за ним наблюдает Фемистокл, и слегка наклонил голову. Фемистокл повернулся к эпистату и, на мгновение завладев его вниманием, указал на Ксантиппа. У сидящего наверху есть определенное преимущество. Когда эпистат выкрикнул его имя, люди расступились, давая Ксантиппу пройти к ступеням. Он шагал быстро, приводя в порядок мысли.

И Аристид, и Фемистокл отошли в сторону, чтобы исключить любые подозрения в попытке повлиять на него. Ксантипп занимал ряд руководящих должностей в течение предыдущих девяти лет. Дядя его жены создал те самые законы, которые упорядочили дебаты. Что еще важнее, Ксантипп командовал своим племенем в бою. Опираясь на эти полномочия, он мог повлиять на голосование. И Фемистокл, и Аристид знали это.

Ксантипп поднял руки, и собрание почтило его тишиной. В Афинах уважение выказывали неохотно, но все марафономахи пользовались всеобщей симпатией.

– Афиняне, я говорю как Ксантипп из филы Акамантиды. Мой опыт подталкивает меня к тому, чтобы высказаться сегодня. Вы все знаете наши законы: те, кто благословлен богатством, поддерживают город в общественной службе. Они платят за постройку корабля или платят компании и драматургу за создание великого произведения. Другие обеспечивают едой тех, кого нанимают для общественных работ, или финансируют праздники для всего города. Я делал все это – и я извлек из этого пользу. На двух кораблях, которые отправились с Мильтиадом, весла и паруса оплачены моим серебром. Я не отделяю себя от вас. Сегодня мы все принадлежим к одному классу. Из этого следует, что Афины могут попросить любого из нас об услуге. Это мое первое замечание.

Он взял паузу, и по толпе, заполнившей Пникс, пронесся шепоток.

Ксантипп погрузился в раздумья. Он понятия не имел, как Фемистоклу удалось оживить собрание. Ему казалось, что любая попытка пошутить будет встречена гробовым молчанием. Он даже покраснел при этой мысли. Лучше использовать доводы, основанные на логике.

– Мой второй пункт заключается вот в чем. Корабль живет дольше, чем еда, или черепица, или… – Он махнул рукой, подыскивая другой пример.

– Новые одежды, – пробормотал Фемистокл.

Аристид приподнял бровь, подозревая, что намекают на него.

– Новые одежды… – повторил Ксантипп. – Мои триеры будут бороздить Эгейское море еще долго после того, как я сойду в могилу. Это наследие может принадлежать всем нам. Сегодня у каждого афинянина есть один и тот же выбор. Мы должны построить этот флот.

Эффект получился слабее, чем у предыдущих ораторов, но Фемистокл показал пример поддержки, так что Ксантипп смог отступить с достоинством. Повинуясь импульсу, он решил не покидать трибуну.

Фемистокл снова обратился к народу:

– Я благодарю моего друга Ксантиппа из дема Холаргос. Его слова напомнили о последнем пункте для тех из нас, кто обсуждал пророчество оракула в Дельфах.

В воцарившейся тишине Ксантипп услышал шорох ветерка. Он знал, что Фемистокл слишком умен, чтобы рискнуть проявить неуважение, и все же у него сложилось впечатление, что он может подчинить своей воле любого, если сочтет это необходимым.

– Жрица оракула однажды сказала Клисфену: «Лишь деревянный оплот пребудет спасеньем афинян». Помните?

Толпа ответила согласным ропотом; многие указывали на массивную скалу, возвышавшуюся над городом. Фемистокл тоже посмотрел на нее.

– Акрополь, да. Именно там тиран Гиппий забаррикадировался от народа и спартанской армии, которая пришла, чтобы свергнуть его. Он думал, что деревянные стены спасут его. Оракул не сообщил никаких подробностей, но я не думаю, что жрица Аполлона имела в виду именно эти стены. Они не спасли Гиппия!

Заметив, что в толпе начинаются разговоры, он быстро добавил:

– Говорю вам, деревянный оплот – это корабли, которые мы построим. Когда Персия вернется, мы спасемся на кораблях, в море! И пророчество исполнится.