Врата Афин

Слушатели закивали в знак поддержки, и Фемистокл улыбнулся. Он беспокоился, что Ксантипп охладил пыл афинян своим сухим стилем. Собрание проходило четыре полных дня в месяц. Люди ценили величественные жесты, но им не нравилось, когда их подталкивали. Временами сухие аргументы более убедительны, чем самые цветастые приемы риторики. Такой момент настал для них.

– Я призываю к обязательному голосованию, – сказал Фемистокл.

– Поддерживаю, – добавил Ксантипп, хотя сотни других ответили одновременно.

Фемистокл признал его вклад и, наклонившись ближе, шепнул:

– Сегодня ты на стороне правых, Ксантипп. Нам действительно нужны эти корабли. Это бодрит, не так ли?

В этом голосовании никто не писал никакого имени на куске керамики; люди просто расходились на две стороны к краям Пникса, потом их считали.

Ксантипп смотрел на афинян, направлявшихся поддержать или отклонить внесенное предложение. Они потратили на это весь свой день. Некоторые просидели и всю вторую половину дня, и ранний вечер, слушая срочные судебные дела. Другие подавали жалобы, которые предстояло рассмотреть небольшим группам таких же граждан. В мире не было ничего подобного, но бывали времена, когда ему хотелось, чтобы простое почитание играло большую роль. Собрание напоминало могучего молодого быка. Им можно было управлять легким прикосновением, но он был молод, уверен в себе и ужасающе силен.

– Впечатляет, – наконец сказал Ксантипп. – Ты думаешь, что корабли – это действительно деревянный оплот пророчества?

– Конечно, – сказал Фемистокл.

Ксантипп уже пожалел, что спросил, а Фемистокл хлопнул его по плечу и направился на свою сторону, чтобы его сосчитали.

Голосование сложилось в их пользу, и все богатство новых копей пошло на строительство большего количества кораблей, чем Афины знали когда-либо прежде. Аристид с мягким изяществом завершил эту часть собрания официальным признанием поражения по данному ходатайству, хотя на его шее и подбородке проступил слабый румянец.

Глава 13

С наступлением темноты корабли были замечены на якоре у восточного побережья Аттики. Если Мильтиад надеялся вернуться в порт Пирей тайком, его ждало разочарование. В конце лета ночь наступает медленно, но даже в родных водах капитаны не рисковали плыть в полумраке, опасаясь посадить корабль на невидимую скалу. Они предпочитали найти безопасную якорную стоянку до рассвета, когда снова взойдет солнце.

В тот день с первым проблеском зари из нескольких мест вдоль побережья Аттики гонцы умчались в долгие пурпурные сумерки. Деревням в этом районе к востоку от Афин знатные дома, такие как Алкмеониды, всегда хорошо платили за своевременную информацию. Передать известия о тяжело груженных кораблях или о возвращении из походов нанимали выносливых мальчишек. А еще – о персидском вторжении. На этом знании можно было сколотить или потерять целые состояния. В то время как луна поднималась и опускалась, узкие тропы в горах отзывались эхом от топота бегущих ног – это мальчишки зарабатывали свою плату, мчась к воротам Афин.

Собрание созвали на рассвете. Новости от уличных глашатаев доходили до ушей тех, кто направлялся на работу или должен был присутствовать на судебных заседаниях на Пниксе и Ареопаге. Хотя членам экклесии платили едва ли половину дневного заработка, большинство мужчин считали это привилегией. Но в то утро все мелкие задачи остались невыполненными. Мильтиад отсутствовал в Афинах с начала весны – дольше, чем кто-либо ожидал. Горожане опасались сообщений о сильном летнем шторме, разнесшем в щепки триеры, прежде чем те смогли добраться до укрытия и спастись от гнева моря.

Ксантипп вздрогнул и проснулся, когда кто-то тронул его за руку. Он приподнялся и опустил босые ноги на кафельный пол, подавив стон от боли в колене и судорог в пояснице, чуть выше бедра. Он и не знал, что там есть какое-то повреждение, но за прошедший год что-то появилось. И это что-то – тупая тянущая боль – не давало ему спать.

– Что там? – прошипел он.

Раб Маний принес с собой глиняную масляную лампу. Фитиль плюнул и затрещал, проливая свет. Маний поставил лампу на стол в спальне и ответил:

– Флот, хозяин. Мильтиад вернулся.

Ксантипп мгновенно вскочил на ноги, забыв о боли. Слухи о какой-то катастрофе уже витали в городе. Хотя Мильтиад отправился на поиски персов далеко от Афин, было удивительно, как быстро распространялись известия от одной рыболовной команды к другой, от военного корабля к торговому судну. Море было бескрайним, однако новости быстро доходили до каждой бухты и бухточки вдоль побережья.

– Принеси мне…

Ксантипп замолк, увидев сандалии и чистый хитон, перекинутый через руку пожилого раба.

Он быстро оделся и спросил:

– Агариста проснулась?

Что-то изменилось в выражении лица Мания, и Ксантипп не впервые задался вопросом, сможет ли раб из предыдущего дома проникнуться когда-нибудь преданностью новому хозяину. Закон гласил, что Маний был его собственностью, но Ксантипп не доверял этому человеку. Раб, знавший Агаристу маленькой девочкой, никогда бы не предал ее доверие.

– Думаю, она плохо спала, хозяин, – сказал Маний.