Читаем Врата Европы. История Украины полностью

Оборона Украины и других бывших восточных земель Речи Посполитой против западной крамолы — особенно польской — стала лейтмотивом политики Петербурга в регионе на десятилетия вперед. Империя Романовых созрела до того, чтобы стать менее европейской и более туземной, использовать патриотическое чувство русских, которое складывалось уже в идеологию, для удержания завоеванных территорий. Именно в это время министр просвещения граф Сергей Уваров формулирует основу новой российской идентичности: православие, самодержавие, народность. Первые два элемента триады для имперской идеологии были вполне традиционны, зато третий стал уступкой эпохе подъема национализмов. Уваров в народности видел понятие не общеимперское, а сугубо русское. Он писал о трех “началах” как “составляющих отличительный характер России и ей исключительно принадлежащих”, что должны были “собрать в одно целое священные останки ее народности”. Народность эта распространялась на русских, украинцев и белорусов.

Пусть даже ученые до сих пор спорят о том, что именно значила триада, Уваров задал превосходные координаты для осмысления российской политики на западных окраинах начиная с 30-х годов XIX века. Идеальные подданные должны были не только выказывать преданность императору (этого Романовым хватало в эпоху Просвещения), но и быть русскими, исповедовать православие. Ноябрьский мятеж поставил под вопрос лояльность крестьян Правобережной Украины. В глазах властей это были русские, но далеко не всегда православные — на присоединенных в 1793 и 1795 годах землях преобладали униаты. Превращение их в идеальных подданных требовало возвращения их назад в православие. Это была страховка против союза римокатолической шляхты и грекокатоликов из простонародья. Намечалось нечто обратное Брестской унии: вместо проповеди православия среди униатов-мирян правительство нашло сторонников в их духовенстве и с помощью последних обращало саму церковь в православную — примерно так же, как Речь Посполитая поступала с церковью “схизматиков” и в конце XVI, и в начале XVIII века.

В 1839 году Полоцкий церковный собор по прямому указанию властей провозгласил “воссоединение” грекокатоликов и православных и просил благословения императора. Николай I дал согласие и ввел в Западный край дополнительно войска, опасаясь, что расторжение унии вызовет очередной бунт. Полторы с лишним тысячи приходов и, как полагают некоторые, в тысячу раз больше прихожан на Украине и в Белоруссии одним махом были “возвращены” в православие. В Белоруссии, на Волыни, Подолье и Правобережье самодержавие ставило себе на службу остальные компоненты триады: православие и народность. Началось долгое “оправославливание” бывших униатов, которое шло рука об руку с их культурной русификацией. В семинариях преподавали по-русски, поэтому интеллектуальную элиту церкви обратили не только в православие из грекокатоличества, но и в русские из русинов или украинцев.

Куда сложнее оказалась битва за умы светской верхушки тех земель, которым угрожало возмущение Польши. Сперва Романовы применили обычную тактику: зазывали аристократов потрудиться на благо России, не покушаясь на их статус и собственность. Александр I нашел в польских магнатах и интеллектуалах ценных помощников для своих либеральных начинаний. Крайне полезны они оказались в деле народного просвещения, ведь Речь Посполитая достигла там больших успехов, прежде чем ее добили разделами.

Князь Адам Ежи Чарторыйский, отпрыск знатнейшего русинско-польского рода, стал одним из главных архитекторов системы школ в юго-западных владениях империи. В первые годы XIX века он входил в число ближайшего окружения Александра и фактически несколько лет руководил его внешней политикой. Император назначил Чарторыйского попечителем Виленского учебного округа — центром его был Виленский университет, а в состав входили бывшие польские воеводства на Украине. Другой польский магнат, Северин Потоцкий, стал попечителем Харьковского учебного округа — из Харьковского университета заведовали образовательными учреждениями Левобережья и юга Украины. Открытие обоих университетов и развитие сети государственных школ на этих территориях вошли в число главных достижений реформы, проводил которую Петр Завадовский — выпускник Киевской академии и первый в ряду министров просвещения России.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Целительница из другого мира
Целительница из другого мира

Я попала в другой мир. Я – попаданка. И скажу вам честно, нет в этом ничего прекрасного. Это не забавное приключение. Это чужая непонятная реальность с кучей проблем, доставшихся мне от погибшей дочери графа, как две капли похожей на меня. Как вышло, что я перенеслась в другой мир? Без понятия. Самой хотелось бы знать. Но пока это не самый насущный вопрос. Во мне пробудился редкий, можно сказать, уникальный для этого мира дар. Дар целительства. С одной стороны, это очень хорошо. Ведь благодаря тому, что я стала одаренной, ненавистный граф Белфрад, чьей дочерью меня все считают, больше не может решать мою судьбу. С другой, моя судьба теперь в руках короля, который желает выдать меня замуж за своего племянника. Выходить замуж, тем более за незнакомца, пусть и очень привлекательного, желания нет. Впрочем, как и выбора.

Лидия Андрианова , Лидия Сергеевна Андрианова

Публицистика / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Романы
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза