Читаем Врата Европы. История Украины полностью

Итак, “Весна народов” ускорила складывание в Галиции новой украинской нации, однако не ответила на вопрос, что это будет за нация. Все варианты идентичности, включая вышеупомянутый, заключала в себе, словно в зародыше, “Руська трійця”, то есть “Рус(ин)ская троица” — группа романтически настроенных писателей, вышедшая на культурную сцену в середине 30-х годов XIX века. Ее лидеры: Маркиан Шашкевич, Иван Вагилевич и Яков Головацкий — учились в грекокатолическом отделении львовской семинарии. Как и другие европейские “будители”, они собирали фольклор и страстно увлекались историей. С одной стороны пример им подавали светочи национального возрождения западно- и южнославянских народов, что пребывали под властью Габсбургов, с другой — первопроходцы с Левобережной Украины: Иван Котляревский, собиратели песен, романтики из Харьковского университета. В 1837 году в столице Венгрии эта группа опубликовала “Русалку Днестровую”, свой первый и последний альманах.

В то время все члены “Троицы” видели своих земляков частью большого украинского народа. Затем их взгляды разошлись. Только Шашкевича в наши дни почитают как основателя украинской литературы в Галичине. Он умер в 1843 году, до революционных потрясений и связанных с ними мировоззренческих раздоров. Вагилевич в 1848 году вступил в “Руський собор”, организацию-сателлит польской Рады, и в глазах украинских националистов стал предателем. Головацкий в 50-х годах возглавил галицких русофилов, которые включали местных украинцев в единую общерусскую нацию. Таким образом, если применить термины более поздней историографии, лидеры “Троицы” символизируют три варианта политической ориентации, которые могли избрать коренные жители Галичины: проукраинский (Шашкевич), пропольский (Вагилевич) и пророссийский (Головацкий).

Такие предпочтения шли рука об руку с выбором алфавита для родного языка. В 30-е, а затем в 50-годы XIX века местное общество потрясали “азбучные войны”, противоборство опять же трех вариантов: старой кириллицы (церковнославянской), гражданской кириллицы, похожей на введенную в России Петром I, и латиницы. Австрийские власти и польская шляхта не прочь были навязать именно последнюю, чтобы украинская литература легче вошла в общеимперское поле и с большей вероятностью подверглась полонизации. Но когда Вена в 1859 году попробовала ввести латиницу сверху, украинцы единодушно сопротивлялись. Выяснилось, что национальное возрождение Галичины крепко держится за кириллицу. А вот вопрос, станет ли этот народ чем-то особым, вольется в российскую или украинскую нацию, оставался открытым.

Азбучная война 1859 года в Галиции заметно повлияла на политический климат державы Романовых. Власти в том же году запретили ввоз и публикацию украинских и белорусских изданий латиницей — очередная мера против “польской пропаганды”. Киевский цензор Орест Новицкий докладывал наверх, что Австрия путем смены алфавита обращает “русских” Галиции в поляков. Он полагал, что допущение латиницы в Российской империи грозит ей тем же. “Крестьяне западных губерний, встречая здесь книги, написанные на малороссийском языке, только польскими буквами, естественно, захотят более изучать польский, чем русский алфавит”, — писал Новицкий, предупреждая, что они “легко могут перейти и к чтению собственно польских книг и через то подвергнуться влиянию лишь польской литературы, с отчуждением от духа и направления литературы русской”. Запрет ввели без промедления.

Цензора более всего тревожили крепостные, которые должны были вот-вот получить волю. В России это произошло на двенадцать с половиной лет позже, чем в Австрии. Революция при отмене крепостного права не вспыхнула, но без вооруженного выступления поляков не обошлось — в январе 1863 года. Как и в империи Габсбургов, при освобождении подданных Александра II землей наделили крайне скупо и они по-прежнему зависели от помещиков. Разница же заключалась в том, что им даже на время не позволили ни политических объединений, ни выборов. Об университетских кафедрах с преподаванием на украинском можно было лишь мечтать — да что там, даже о книгоиздании. Именно тогда запретили любые предназначенные для народа книги (духовные, учебные и т. д.) на “малороссийском наречии”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Целительница из другого мира
Целительница из другого мира

Я попала в другой мир. Я – попаданка. И скажу вам честно, нет в этом ничего прекрасного. Это не забавное приключение. Это чужая непонятная реальность с кучей проблем, доставшихся мне от погибшей дочери графа, как две капли похожей на меня. Как вышло, что я перенеслась в другой мир? Без понятия. Самой хотелось бы знать. Но пока это не самый насущный вопрос. Во мне пробудился редкий, можно сказать, уникальный для этого мира дар. Дар целительства. С одной стороны, это очень хорошо. Ведь благодаря тому, что я стала одаренной, ненавистный граф Белфрад, чьей дочерью меня все считают, больше не может решать мою судьбу. С другой, моя судьба теперь в руках короля, который желает выдать меня замуж за своего племянника. Выходить замуж, тем более за незнакомца, пусть и очень привлекательного, желания нет. Впрочем, как и выбора.

Лидия Андрианова , Лидия Сергеевна Андрианова

Публицистика / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Романы
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза