Один раз мы говорили-говорили-говорили, и так опротивела вся эта ситуация, когда надо остерегаться в своей комнате, что когда мы вышли с ней на улицу и заговорили спокойно, то почувствовали, вдруг, свободу, осязаемую свободу, и дышали свободой, потому что можно было говорить, не остерегаясь. И ходили мы взад-вперед по садику, и говорили-говорили…
Интересный случай с микрофоном.
Я спросил Иду:
— Давайте найдем микрофон. Который стоит у вас в комнате.
— О, — она говорит, — если ты найдешь микрофон, меня сразу выпустят.
Я начал искать этот микрофон. Искал, искал…
Пришли знакомые и отговорили. Сказали: «не надо, не дразните их…»
Интересно, как я учил Иду кататься на велосипеде,
У нее стоял велосипед, и там были дырявые шины. Я починил этот велосипед, и мы поехали с Идой кататься. Она садилась и ехала, а я шел сзади и подталкивал. Там были очень неудобные педали. Из-за этих педалей Ида не могла спрыгнуть, когда велосипед падал, и падала вместе с ним.
Мы катались-катались-катались по этому парку…
В конце концов Ида говорит:
— Слушай, катайся сам. Мне надоело падать…
Потом мы сидели возле озера, и она мне рассказывала про свою жизнь. О том, как ее избили в КГБ. Били ребрами ладоней. О том, как они обвиняли ее в пьянстве, в тунеядстве, в проституции. О том, как она приходила к этому озеру, когда ей было трудно…
Это озеро чистое-чистое, там прозрачная вода. И когда ей бывало очень тяжело, и когда она ощущала слишком сильное давление, она приходила к озеру и часами сидела возле воды. Такое было нервное напряжение, что трудно выдержать. Если бы не это озеро, если бы не этот парк…
— Помогло озеро, — она говорила. — Около него я могу отдыхать. Тут нет глаз КГБ, нет никого рядом.
Еще я видел, что за ней постоянно следили…»
Из заявления накануне суда: