Лимузин остановился перед монументальным портиком со сложным украшением в духе машрабии. Шофер подхватил чемодан с глиняными табличками и повел Ноама по торговой галерее со стеклянной крышей. Мраморный проход оживляла обильно цветущая растительность родом со всех континентов.
Золоченые буквы на светонепроницаемой витрине, сияющей подобно черному агату, указывали на логово антиквара: «Джон де Лапидор. Изобразительное искусство, ювелирные изделия, часы». Шофер проник за турникет, этот шлюз безопасности, Ноам юркнул за ним, и вот он в бутике.
Бутик? Скорее рафинированная выставка в лучших музейных традициях. На темных стенах выделяются объекты, скульптура или живопись, на которые направлены скрытые светильники, придающие им пронзительную плотность.
Ноама встретила ассистентка Джона де Лапидора. Эта ослепительная рыжеволосая дева, обтянутая изумрудным шелком, – неотъемлемая часть спектакля: она не ходит, а струится, не говорит, а поет, не общается с вами, а соблазняет. Загипнотизированный Ноам послушно семенил за ней по лабиринту проходов, в которых были развешаны творения мастеров.
Он задержался в зале, посвященном фламандской школе. Тут аж три полотна представляли Вавилонскую башню. Она была не слишком-то похожа на себя, художники ушли от действительности: вдохновившись архитектурой Ренессанса, они изображали Башню круглой, обнесенной галереями и винтовыми лестницами. И вот ее очевидное послание: безбожников настигает Божья кара. Ноам усмехнулся. Как наивно! Башня рухнула сама, без Божьей помощи. Недостатку технических знаний человека авторы Библии, поэты и художники предпочли божественное вмешательство. В конце концов, даже изобличая тщеславие Нимрода, они воспроизводят ее, извиняя, если не оправдывая, прямого виновника ее крушения. Однако лишь человек, и только он, сначала воздвиг Башню, а затем ее уничтожил.
Ноама поразила и другая нелепость этих картин: они рассказывают историю Бавеля как историю конца. Однако Бавель был началом. Рухнула Башня, но не желание Башни. В нем нет ни высокомерия, ни напыщенности, ни перегиба. Человек преодолевает границы и бросает вызов природе, не зная своего места в мире и считая, что он выше всего, что его окружает; он возводит города, изобретает письменность, развивает науки и социальные структуры; подчас он терпит поражение или заходит в тупик, но назад он не вернется никогда. Бавель не исчез с Бавелем, Бавель не перестал скрести небо, Бавель все время возрождается и принимает новые формы. Неудача не сокрушает честолюбия, она идет с ним рука об руку. Безумное приключение продолжается от преодоления к преодолению. Будущее остается незавершенной стройкой.
Если бы Ноама попросили изобразить свой Бавель, он представил бы не разрушение, а незаконченность. Человечество развивается бесконечно, движется, не достигая цели, побуждаемое конкуренцией, гордостью, гением, манией величия и презрением к границам. Незавершенная Башня никогда не будет завершена, ее будет подхлестывать вечное неутолимое желание.
Ноам вздрогнул. Он снова вспомнил о грядущей катастрофе. Психи, решившие уничтожить этот мир, тоже не принесут людям восторга, они их попросту уничтожат. Вот единственно возможный финал человечества.
– Будьте любезны подождать господина де Лапидора в кабинете.
Огненная дева указала Ноаму на кожаный диван.
– Господин де Лапидор со своими эпиграфистами изучит таблички в подвале, – уточнила она. – И после этого поднимется к вам. Возьмите в баре что-нибудь выпить, не стесняйтесь. До скорого.
Ноам понял, что ждать придется долго.
Чтобы убить время, он пробежал взглядом по книжным полкам, заглянул в угол, сплошь занятый витринами с антиквариатом, машинально им полюбовался. Набрал Хасану сообщение, что его встреча вот-вот состоится. Это, конечно, подстегнет Стэна и его команду, которые в нетерпении ждут обещанных денег.
В одной из витрин Ноам заметил месопотамские таблички. Он бегло, с ленивым любопытством просмотрел их, но одна привлекла его внимание. Он присел на корточки, приник к стеклу и стал расшифровывать запись. И вдруг прочел послание, обращенное из глубины времен к нему, Ноаму: