Врата Обелиска

Одна из них явно арктического происхождения, с седеющими рыжими волосами и кожей такой белой, что под ней ярко выделяются зеленые вены. У нее лошадиные зубы и красивые губы, и Нэссун не может отвести от них взгляд, когда она говорит. Ее зовут Серпентин [2], что вовсе ей не подходит.

– Конечно, к нам не поступают новые гальки, – говорит Серпентин. Почему-то она при этом смотрит на Нэссун и разводит руками. Ее пальцы еле заметно дрожат. Так происходит с самого начала их разговора. – Такой трудности мы не очень ожидали. Во всяком случае, спальни галек не используются в то время, когда безопасный кров так ценен. Именно потому мы предложили соседним общинам забрать к себе их сирот, которые слишком малы, чтобы заслужить принятие в общину. Ведь это логично, верно? И мы приняли несколько беженцев, вот почему у нас нет иного выбора, кроме как начать торговый обмен с местными ради припасов и всего такого. Поскольку из Юменеса поставок не поступает… – Ее лицо вздрагивает. – Ладно. Это можно понять, ведь так?

Она ноет. Делает это с милой улыбкой и безупречными манерами, и еще двое понимающе кивают вместе с ней. Нэссун не уверена, почему эти люди так ее тревожат. Это как-то связано с этим нытьем и их лживостью: им явно неприятно прибытие Стражей, они откровенно рассержены и испуганы, но делают вежливый вид. Это заставляет ее подумать о матери, которая притворялась доброй и любящей, когда рядом был папа или кто-то еще, а наедине с ней была холодной и жестокой. От мысли, что Антарктический Эпицентр набит бесконечными подобиями ее матери, у Нэссун зудят зубы, ладони и сэссапины.

И по ледяному спокойствию лица Умбры и ломкому дружелюбию улыбки Шаффы она видит, что Стражам это тоже не нравится.

– Действительно, это можно понять, – говорит Шаффа. Он вертит чашечку сафе в руках. Мутная жидкость остается белой, как и должна, но он не отпил ни глотка. – Думаю, местные общины благодарны за кров и еду для их избыточных жителей. И вполне понятно, что вы приставляете этих людей к работам. Охранять ваши стены. Обрабатывать ваши поля… – Он останавливается, улыбаясь шире. – То есть сады.

Серпентин улыбается в ответ, и ее товарищи неловко ерзают. Нэссун этого не понимает. Зима еще не окончательно утвердилась здесь, в Антарктике, так что кажется разумным, что община будет засаживать зеленые зоны и ставить на стены Опор, начиная готовиться к худшему. Однако почему-то плохо, что Антарктический Эпицентр это делает. Плохо, что этот Эпицентр вообще действует. Нэссун перестала пить сафе, который дали ей старшие, хотя прежде она пила сафе всего пару раз, и вроде как с ней обращаются как со взрослой, но Шаффа не пьет, что показывает ей, что ситуация на самом деле небезопасна.

Одна из старших – срединница, которая могла бы сойти за родню Нэссун: высокая, смугловатая, с густыми кудрявыми волосами, с широкой талией, широкими бедрами и тяжелой грудью. Ее представляли по имени, но Нэссун не запомнила. Ее орогения ощущается из всех трех самой резкой, хотя она младше всех; на ее длинных пальцах шесть колец.

И именно она наконец перестает улыбаться, складывает руки на груди и чуть вздергивает подбородок. Это тоже напоминает Нэссун ее мать. Мама часто ведет себя так же, окружая мягким достоинством алмазное упрямство. И это упрямство выходит на поверхность, когда женщина говорит:

– Как понимаю, вас это не радует, Страж.

Серпентин морщится. Второй эпицентровский ороген, мужчина, назвавшийся Лампрофиром, вздыхает. Шаффа и Умбра почти синхронно наклоняют головы, и улыбка Шаффы становится еще шире от заинтересованности.

– Не то чтобы не радует, – говорит он. Нэссун может сказать, что ему приятно покончить с любезностями. – Я просто удивлен. В конце концов, это стандартный протокол для любого филиала Эпицентра – закрыться в случае объявления Зимы.

– Объявления кем? – спрашивает шестиколечница. – До вашего прихода здесь не было Стражей, чтобы объявить что-либо подобное. Местные главы общин действуют по-разному: кто-то объявил Зимний Закон, некоторые просто закрылись, остальные ведут дела как прежде.

– И если бы все они объявили Зимний Закон, – говорит Шаффа тем самым спокойным голосом, который использует, когда уже знает ответ на вопрос и лишь хочет услышать, как ты сам это скажешь, – вы действительно все покончили бы с собой? Поскольку, как вы заметили, здесь нет Стражей, которые бы решили этот вопрос для вас.

Нэссун спохватывается прежде, чем успеть испугаться. Покончить с собой? Но она недостаточно контролирует свою орогению, чтобы удержать ее от дрожи, когда не дрожит сама. Все трое людей Эпицентра смотрят на нее, и Серпентин тонко улыбается.

– Осторожнее, Страж, – говорит она, глядя на Нэссун, но обращаясь к Шаффе. – Вашей питомице, похоже, неприятна мысль о массовом убийстве без причины.