Врата Обелиска

– Их не должно было тут быть, – выдыхает она. – Ты сам сказал.

Шаффа не улыбается, и ей очень знакомо это его спокойствие.

– Так ты сделала это, чтобы помочь нам?

Нэссун не способна сейчас думать в достаточной степени, чтобы соврать. Она качает головой.

– Это неправильное место, – говорит она. – Эпицентр неправильный.

– Неужели? – Это испытание, но Нэссун понятия не имеет, как его пройти. – Почему ты так говоришь?

– Мама была неправильная. Это Эпицентр сделал с ней такое. Она должна была быть… э… а… твоей союзницей, – как я, думает она, напоминая себе. – Это место сделало ее чем-то другим. – Она не может этого произнести. – Это место сделало ее неправильной.

Шаффа смотрит на Умбру. Тот наклоняет голову набок, и на какой-то миг между ними вспыхивает серебро. Та штука, что внедрена в их сэссапины, отзывается странным образом. Но затем Шаффа хмурится, и она видит, как он отталкивает серебро. Ему больно это делать, но все же он так делает, обращая к ней яркий взгляд, крепко стиснув зубы и покрываясь испариной.

– Думаю, ты можешь быть и права, малышка, – только и говорит он. – Запри людей в клетке, и они сделают все, чтобы сбежать оттуда, но не сотрудничать с теми, кто их запер. Полагаю, что произошедшее здесь было неизбежно. – Он бросает взгляд на Умбру. – И все же. Их Стражи наверняка были слишком небрежны, раз позволили группе орогенов напасть на них. Та с духовой трубкой… урожденный дичок, скорее всего и ее обучили тому, чему не следовало бы, еще до того, как привезли сюда. Это она была заводилой.

– Небрежные Стражи, – говорит Умбра, глядя на Шаффу. – Да.

Шаффа улыбается ему. Нэссун в замешательстве хмурит брови.

– Мы уничтожили угрозу, – говорит Шаффа.

– Большую ее часть, – соглашается Умбра.

Шаффа с еле уловимой иронией кивает ему прежде, чем повернуться к Нэссун. Он говорит:

– Ты была права, сделав то, что сделала, малышка. Благодарю за помощь.

Умбра не сводит глаз с Шаффы. Особенно с его затылка. Шаффа внезапно поворачивается, глядя на него в ответ с застывшей на лице улыбкой и смертоносным спокойствием во всем теле. Через мгновение Умбра отводит взгляд. Нэссун понимает. Серебро в Умбре успокоилось или, по крайней мере, стало таким как всегда во всех Стражах, но мерцающие нити внутри Шаффы по-прежнему живы, активны, рвут его. Однако он с ними борется и готов схватиться и с Умброй, если необходимо.

Из-за нее? Нэссун изумленно ликует. Из-за нее!

Затем Шаффа садится на корточки и берет ее лицо в руки.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Его взгляд на миг устремляется к восточному небу. Сапфир.

– В порядке, – говорит Нэссун, поскольку так и есть. На сей раз связаться с обелиском оказалось гораздо легче, отчасти потому, что это не было внезапно, и отчасти от того, что она начинает привыкать к внезапному наступлению странности в ее жизни. Хитрость в том, чтобы позволить себе упасть в него, и падать с той же скоростью, и думать о нем, как о большой колонне света.

– Потрясающе, – говорит он и встает на ноги. – Пошли.

Итак, они оставляют за спиной Антарктический Эпицентр с зеленеющим на полях урожаем и остывающими трупами в административном здании, а также блестящими разноцветными человеческими статуями, разбросанными по садам, баракам и стенам.

* * *

Но в следующие дни, когда они идут по дороге и лесным тропинкам между Эпицентром и Джекити, каждую ночь ложась спать в чужих амбарах или вокруг своего костра… Нэссун думает.

Ей больше нечего делать, кроме как думать, в конце концов. Умбра и Шаффа не разговаривают друг с другом, и между ними какая-то напряженность. Она достаточно хорошо ее понимает, чтобы не оказываться с Умброй наедине, что легко, поскольку Шаффа старается не допускать этого. В этом нет особой необходимости; Нэссун думает, что то, что она сделала с Эйтцем и людьми Антарктического Эпицентра, она сможет проделать и с Умброй. Использовать обелиск – не сэссить, серебро – не орогения, и, стало быть, даже Страж не в безопасности. Ей, однако, даже нравится, что Шаффа ходит с ней в баню и воздерживается от сна – Стражи, похоже, такое могут, – чтобы присматривать за ней по ночам. Приятно, что снова кто-то – хоть кто-то – защищает ее.

Но. Она размышляет.

Нэссун тревожит, что Шаффа уронил себя в глазах товарища-Стража тем, что решил не убивать ее. Еще больше ее тревожит то, что он страдает, стискивает зубы, делая вид, что это улыбка, даже хотя она видит, как серебро сжимается и горит внутри его. Теперь оно не успокаивается ни на минуту, и он не позволяет ей ослаблять его боль, поскольку на следующий день Нэссун будет усталой и заторможенной. Она смотрит, как он терпит, и ненавидит ту маленькую штуку в его голове, которая так его мучает. Она дает ему силу, но что хорошего в силе, если он на строгом поводке у этой штуки?