Врата Обелиска

– Почему? – спрашивает она как-то вечером, когда они разбивают лагерь на плоской, приподнятой белой плите чего-то – не металла и не камня, все, что осталось от руин какой-то мертвой цивилизации. В районе наблюдались признаки действий налетчиков или неприкаянных, и в крошечной общине, в которой они остановились прошлым вечером, предупредили, чтобы они держались настороже, так что с высокой точки они заранее увидят нападение. Умбра отошел ставить силки, чтобы поймать что-нибудь на завтрак. Шаффа воспользовался возможностью полежать в спальном мешке, пока Нэссун стоит на страже, а она не хочет держать его настороже. Но ей надо знать.

– Зачем эта штука у тебя в голове?

– Мне ее внедрили туда, когда я был еще очень юн, – говорит он. Он устал. Сражение с серебром в течение нескольких бессонных суток сказалось на нем. – Я не спрашивал «почему»; просто так было надо.

– Но… – Нэссун не хочет раздражать его следующим вопросом. – А так было надо? Ради чего?

Он улыбается, хотя глаза его закрыты.

– Мы созданы, чтобы охранять мир от опасности, которую представляют такие, как ты.

– Я понимаю, но… – Она качает головой. – Кто тебя создал?

– Конкретно меня? – Шаффа открывает один глаз, затем слегка хмурится. – Я… я не помню. Но в целом Стражей создают другие Стражи. Нас находят, или выводят, или передают в Уоррент для обучения и… изменения.

– А кто делал Стражей до вас и до них? Кто сделал это первым?

Некоторое время он молчит – пытается вспомнить, понимает она по его лицу. То, что с Шаффой что-то не так, эти глубокие дыры в его воспоминаниях, тяжелое давление линии разлома на его мысли, это Нэссун просто принимает. Он то, что он есть. Но ей надо знать, почему он такой… и, что еще важнее, она хочет знать, как сделать ему лучше.

– Я не знаю, – говорит он наконец, и она понимает, что разговор закончен, поскольку он выдыхает и снова закрывает глаза. – В конце концов, это «почему» не имеет значения, малышка. Почему ты ороген? Иногда просто нужно принимать свой удел.

Нэссун решает замолчать, и через несколько мгновений тело Шаффы расслабляется, и он засыпает в первый раз за несколько дней. Она послушно несет вахту, распространяя свое восстановившееся ощущение земли, чтобы улавливать вибрации маленьких животных и других передвижений в ближайшей округе. Она может сэссить и Умбру, который методически держится на грани ее чувствительности, устанавливая силки, и из-за него она вплетает серебряную нить в сеть своего сознания. Он может увильнуть от ее сэсуны, но не от этого. Она уловит и любого неприкаянного, если он подойдет на расстояние полета стрелы или броска гарпуна. Она не даст никому ранить Шаффу, как ее отца.

Кроме чего-то тяжелого и теплого, что идет на четырех лапах неподалеку от Умбры, вероятно, ища пищи, больше вблизи беспокоиться не о чем.

Не о чем…

…за исключением. Что-то очень странное. Что-то… громадное? Нет, границы этого невелики, не больше среднего валуна или человека. Но он прямо под белой некаменной плитой. Под ее ногами, практически едва ли глубже десяти футов.

Словно заметив ее внимание, оно движется. Ощущение как от движения мира. Нэссун невольно ахает и отшатывается, хотя вокруг нее ничто не меняется, только сила тяжести, да и то чуть-чуть. Громадность внезапно исчезает, словно чувствует ее внимание. Однако она уходит недалеко, и мгновением позже громадность движется снова: вверх. Нэссун моргает, открывает глаза и видит статую на краю плиты. Прежде ее там не было.

Нэссун не растеряна. В конце концов, однажды она хотела стать лористом; она многие часы проводила, слушая предания о камнеедах и тайнах, окружавших их существование. Этот выглядит не так, как ему следовало бы по ее представлениям. В сказках лористов камнееды имеют мраморную кожу и драгоценные волосы. Этот совершенно серый, вплоть до белков его глаз. Он обнажен по пояс и мускулист, и он улыбается, открывая прозрачные зубы с острыми гранями.

– Это ты превратила в камень Эпицентр несколько дней назад, – говорит он исходящим из груди голосом.

Нэссун сглатывает и смотрит на Шаффу. Он крепко спит, а камнеед говорит негромко. Если она завопит, Шаффа, вероятно, очнется, но что может сделать Страж против этой твари? Она даже не уверена, что сможет сделать что-то с серебром; камнеед просто сверкающая трясина серебра, нити свиваются и закручиваются внутри его. Однако предание уверено в одном насчет камнеедов – они не нападают без провокации.

Потому она тихо говорит:

– Д-да. Это проблема?

– Вовсе нет. Я просто хотел высказать свое восхищение твоей работой. – Губы его неподвижны. Почему он так много улыбается? Нэссун с каждым вздохом все больше убеждается в том, что это выражение не просто улыбка.

– Как тебя зовут, малышка?

Она тут же ощетинивается на малышку.

– Зачем тебе?

Камнеед медленно шагает вперед. Это звучит как скрежет жернова, но выглядит так же неправильно, как должна смотреться шагающая статуя. Нэссун вздрагивает от отвращения, и он останавливается.

– Зачем ты превратила их в камень?

– Они были неправильные.