– У меня это было первый раз, – тихо сказал он и, не сдержавшись, спросил: – А у тебя?
Она грустно улыбнулась:
– Я бы хотела, чтобы так оно и было. Правда, хотела бы.
– Ты… с Марком?
Александрия посмотрела на него – неужели он настолько наивен и не понимает, что его вопрос оскорбителен?
– Я была бы не против, – резко ответила она, – да вот он не просил.
– Извини. – Гай покраснел, смутившись. – Я не хотел…
– А он сказал, что это было? – спросила Александрия.
– Да, хвастался, – стараясь сохранить невозмутимое лицо, сказал Гай.
– Когда увижу его в следующий раз, выколю кинжалом глаз. Надо же! – сердито воскликнула Александрия и потянулась за одеждой.
Гай с серьезным видом кивнул, представляя, как Марк вернется, ничего не подозревая.
Они поспешно оделись; оба не хотели, чтобы кто-то заметил, как он выходит из ее комнаты до рассвета. Александрия вышла из крыла рабов вместе с Гаем. Они сели на скамью в саду под теплым ночным ветерком.
– Когда я смогу снова тебя увидеть? – тихо спросил Гай.
Александрия отвела взгляд, и ему показалось, что она не хочет отвечать. Холодок страха тронул сердце.
– Гай… Я была счастлива этой ночью – чувствовать тебя, касаться тебя… Но ты женишься на дочери Рима. Разве ты не знаешь, что я не римлянка? Моя мать из Карфагена. В рабство ее забрали ребенком, а потом сделали проституткой. Меня она родила поздно и после родов толком не оправилась.
– Я тебя люблю, – сказал Гай, зная, что это правда, по крайней мере в этот миг, и надеясь, что этого достаточно. Он хотел, чтобы она поняла: ночь с ней для него больше, чем просто случайное развлечение.
Александрия лишь качнула головой:
– Если любишь, позволь мне остаться в доме Мария. Я умею делать украшения и когда-нибудь заработаю столько, что выкуплю себя. Здесь я могу быть так счастлива, как не буду никогда, если позволю себе любить тебя. Да, я могла бы тебя любить, но ты станешь солдатом и уедешь куда-то далеко, а мне придется смотреть на твою жену и детей и кланяться им на улице. Не делай меня своей шлюхой, Гай. Я видела такую жизнь и не хочу ее. Не заставляй меня жалеть о прошлой ночи. Не хочу жалеть о том, что было так прекрасно.
– Я бы мог тебя освободить, – прошептал Гай, ничего не понимая.
Ее глаза вспыхнули гневом, но она быстро овладела собой:
– Нет, не мог бы. Да, ты мог бы забрать мою гордость и дать мне вольную по римскому закону, но я бы заслужила ее в твоей постели. Чтобы стать свободной по закону, я должна работать и выкупить себя. Тогда я буду принадлежать самой себе. Сегодня я познакомилась с человеком, который сказал, что он честен и гордится этим. У меня тоже есть честь, и я не хочу ее терять. Я не забуду тебя. Приходи ко мне в гости через двадцать лет, и я подарю тебе золотой кулон, сделанный с любовью.
– Приду.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом поднялся и вышел из душистого сада.
Гай бродил по улицам города, пока не заблудился и не устал настолько, что перестал что-либо чувствовать.
В свете луны Марий мрачно посмотрел на центуриона.
– У тебя были мои четкие и ясные приказы. Почему ты не исполнил их?
– Консул, я посчитал их ошибкой, – слегка побледнев и запинаясь, ответил центурион. Он знал, какими могут быть последствия. Солдаты не отправляют посыльных для уточнения приказа, они делают то, что от них требуется. Но то, что требовалось от него, было чистым безумием.
– Тебе было приказано разработать тактику боя с римским войском. В частности, подумать, как свести на нет их преимущество большей маневренности вне города. Что здесь непонятно?
Центурион побледнел еще больше, понимая, что под мрачным взглядом Мария сгорают его земельный надел и звание.
– Я… Никто не думает, что Сулла нападет на Рим. Никто и никогда еще не нападал на город…
– Ты разжалован в рядовые. Пришли Октавия, твоего заместителя. Он займет твое место.
Что-то в центурионе как будто сломалось. Ему уже шел пятый десяток, и на продвижения по службе рассчитывать не приходилось.
– Если они все же придут, позволь мне встретить их там в первых рядах.
– Хочешь искупить свою вину? – спросил Марий.
Бывший центурион кивнул.
– Позволяю. Пусть твое лицо будет первым, которое они увидят, когда придут. А они придут – и не как овцы, а как волки.
Марий проводил взглядом поникшего солдата и покачал головой. Многие не могли поверить, что Сулла выступит против их любимого города, а вот Марий нисколько в этом не сомневался. Донесения поступали ежедневно, и он знал, что Сулла сломал хребет армиям мятежника Митридата, предав огню немалую часть Греции. Не прошло и года, и он уже возвращается в Рим героем-победителем. Такому люди отдадут все. И конечно, имея столь сильную позицию, он не оставит легионы в поле или в соседнем городе, чтобы незаметно войти в Рим со своими дружками, занять место в сенате и сделать вид, что ничего не случилось. Марий сам принял эту игру. В своем противнике он не видел ничего, чем можно было бы восхищаться, но признавал, что Сулла – хороший полководец, и все это время ждал, что он возвратится с победой.