Врата скорби (Часть 3)

— Ну, перестань. Из тебя и слова не вытянешь. Как там было с этими проклятыми русскими? Господи, это же настоящие дикари…

Как это было… Непонимание, сменившееся азартом боя, а потом — снова непониманием. Русских было совсем мало, и у них был только один корабль первого ранга, да и то не линкор, а линейный крейсер — против двух британских линкоров, да одного стационара, который по старости не мог раскочегарить машину — но поддерживал их огнем. По тоннажу русские уступали им почти впятеро, и было непонятно, о чем они вообще думают, какого черта они сюда вообще явились, ведь это верная смерть. Их обнаружили разведчики, правда довольно поздно — но они успели выйти по тревоге и сформировать линию. Потом — по всем кораблям радировали, что еще одна русская эскадра, а может и с немецкими кораблями впридачу — пытается прорваться к Лондону и атакует южное побережье — и на место недоумения пришла ярость. Русские были здесь, они пришли убивать — и напрашивались на хорошую трепку…

Скверное началось потом…

Он исполнял обязанности канонира на среднем калибре, и сначала не понял, почему офицеры вдруг начали выстраиваться у борта. Потом — пробегавший мимо Хетчин крикнул — а ты какого хрена здесь стоишь. И он за каким то хреном оставил положенный ему про боевому расписанию пост и пошел… хотя если бы не пошел — никто бы его не осудил за это. А потом — он понял, что это он, в числе других стоит у борта и стреляет по мелькающим в свинцово-серой воде головам и рукам… а бедняга Олди, который еще в учебке был белой вороной — хватал всех за руки и кричал, что это подлость. Потом — прибежал первый помощник Велроуз и заорал на них, грозя трибуналом. А кто-то заорал — это им за Проливы, сэр, мать их, пусть все сдохнут. Но под трибунал — так никого и не отдали, а некоторые — потом хвастались в офицерской кают компании. Что-то типа — эй, Гарри, мазила, да ты по тому русскому и с тридцати шагов не попал, куда там теперь. Правда, коммандер знал одного парня, Том Бизи, который писал стихи — через несколько дней он застрелился в каюте, не оставив записки.