Врата скорби (Часть 3)

— Принц Касим готов предстать перед любым шариатским судьей, дабы дать ему отчет в делах своих. А вы — готовы сделать это? Или вы видите своим шариатским судьей Абу?! Абу, который узурпировал власть. Абу, который так разжирел, что и ходить без посторонней помощи не может? Абу, который привел сюда англизов? Знаете, что будет от того, что он привел сюда англизов? А вы послушайте…

Велехов шагнул вперед

— Тем, кто хочет меня слушать — слушайте, ибо я говорю от имени своего господина, Великого царя Искандера, отца пятерых детей и всевластного повелителя страны Руси, а так же Великого султана Анатолии и Румелии, цезаря Рима, князя князей и хана ханов. Великий царь Искандер прогневан на вас за то, что вы пустили на свою землю его врагов, лживых и подлых англизов, не признающих ни Аллаха, ни договоров, не имеющих совести. Ваш полноправный и законный князь Самед заключил договор с царем Руси, но его подло убили, и вы не взбунтовались. Белый царь считает, что теперь вы равны тем, кто сделал это. Белый царь имеет стальные корабли и стальных птиц, и может сжечь вас огнем, но он, по обычаю своему, проявляет великодушие и мягкосердечие. Он признает прямые и неотъемлемые права сына князя Самеда, принца Касима на законный трон княжества Бейхан и на владение этими землями. Тем, кто выступит против узурпатора Абу, Белый Царь дарует прощение, тем же, кто не выступит — те узнают силу его гнева. Знайте так же, что Белый царь пошлет стальных птиц в любом случае, но кого они будут жечь, вас или нечестивца Абу с его войском — решать вам.

— Ты угрожаешь нам, кяффир? — выкрикнул один из воинов

— Аллах свидетель, я всего лишь передаю волю Белого Царя так, как ее услышал. От себя могу добавить, что я, казак Донского Казачьего Войска, хорунжий Григорий Велехов взял крепость в Харибе, потому что там окопались бандиты, которых нанял Абу и перебил их всех до единого. Я так же сбил британскую стальную птицу, и кто не верит — есть свидетели, которые поклянутся в этом Аллахом. Я говорю о том, что если здесь будут англичане — волей Белого царя мы вышвырнем их отсюда, равно как и всех, кто будет противиться воле законного правителя этого княжества, и встал в один строй с узурпатором. Клянусь Аллахом — так и будет…

Давуд — утром собрался, как положено, как будто он пошел в город. Пистолет — он укрепил под одеждой. С собой — взял котомку — если бы он не взял ее, заподозрили бы неладное. Туда он положил две лепешки, емкость с водой, немного соленого самодельного овечьего сыра, нож. Еще взял немного денег, которые у него были. Ему давали деньги — те, кто познакомил его с учением Льва Троцкого — но вот только тратить их тут было некуда, и он откладывал, тратя только во время редких походов в город. Еще взял небольшую жестяную коробочку из-под чая, которую когда-то выбросили англичане. Внутри — было достаточно места для ката, а отполированная крышка — могла служить зеркалом для передачи сигналов. В дорогу — он взял посох.

Когда он уже собрался — ему дорогу заступила мать. Тихая, бессловесная, вечно чем-то занятая женщина, одна из трех жен отца. Когда будет революция — они освободят всех женщин… хотя мать, наверное, будет против. Она никогда не противилась отцу, даже когда тот избивал ее…

— Куда ты пошел? — спросила она. Давуд был уже взрослым, и она не имела право спрашивать мужчину о его делах — но она спросила

— В город.

— В город?

Вопрос «зачем?» не прозвучал, хотя намек был понятен. Давуд нахмурился и не ответил

— Братик, наверное, нашел кого-нибудь в городе… — из женской половины высунулась кудрявая головка смешливой и шумной Алии. Она еще не доросла до того возраста, когда надо носить паранджу и живо интересовалась всем происходящим, делая порой совсем не детские замечания. Видимо, под влиянием Аиши, старшей, которую пора было уже выдавать замуж в четырнадцать то лет. Только вот беда — женихи то были, а денег у них…

— Иди! — мать замахнулась и Алия мгновенно исчезла за тряпичной загородкой — будь осторожен, хорошо? На дорогах бандиты, не ходи ночью…

— Хорошо, мама. Чего с меня брать с одного.

Мать — подняла глаза к потолку и зашевелила губами, читая ду'а, короткую мольбу Аллаху о ниспослании сыну помощи и защиты в дороге. Воспользовавшись этим, Давуд выскользнул во двор.

Семья для революционера харам, она как гири, тянущие к земле. Революционер должен отвергнуть семью и все семейные отношения, для него семья — его революционные братья и главное дело их — революция[110].

Он был уверен, что ни мать, ни кто либо еще в семье — не поймут, зачем он это сделал. Но твердо был намерен совершить задуманное.