Толпа — текла мимо них нескончаемым потоком по идущей вниз, от мечети улицы, чтобы разбиться дальше на множество маленьких ручейков, которые впитают улицы и проулки этого города. Это было странное чувство — как будто смотришь пугающе реалистичный синематографический фильм. Конец девятнадцатого века, покорение Африки, Судана, война на территориях. Тогда — все было не только правильно, все было еще и просто, решалось просто. Сейчас — у них уже есть реактивные истребители, авианосцы в пятьдесят тысяч тонн, трансатлантические самолеты Бристоль Брабазон на сто мест. А у этих есть только Аллах, и каждую пятницу, они идут в мечеть, где приносят коллективную жертву ему — самих себя, отрекаясь от нормальной жизни, и клянясь друг перед другом и дальше следовать той убогости и дикости, которой следовали их отцы и деды. Наверное… наверное в этом ключевая разница между ними. Сэр Роберт Брюс восстал против своего отца, желавшего, чтобы его сын стал летным офицером, и стал, в конце концом, тем, кем он стал — секретным агентом. Мэтью Керзон восстал против своего отца, Посланника Короны и стал тем, кем он стал — бойцом засекреченной группы военно-морского спецназа, подводным диверсантом. Их мир построен на том, что они всегда восставали, восставали против судьбы, против своего маленького и холодного островка, против своего монарха, против обстоятельств, против великих морских держав — и сами стали, в конце концов, великой морской державой, против дикости и беззакония. А здесь покорность — едва ли не главное качество людей. Покорность роду. Судьбе. Аллаху Всевышнему.
Два человека, одетых как местные, как горцы — стояли в трех шагах один от другого. Один стоял во весь рост, не смотря ни на кого и тем не менее обозревая текущую мимо него толпу, просеивая людей через мелкое сито памяти в поисках нужного. Второй — сидел за прилавком одной из многочисленных лавок улицы, сидел на земле так, что идущим была видна лишь часть его головы. Торговля здесь — принадлежала невесть как тут оказавшемуся армянину, его заперли в лавке, а чтобы не расстраивался — вручили двадцать золотых монет. Примерно столько — он мог рассчитывать заработать за неделю торговли…
— Идет… — ровным, каким то мерзлым голосом сказал сэр Роберт, смотрящий в сторону ворот, ведущих на площадь, где и стояла мечеть.
Мэтью Керзон, грязный, косматый, ноги которого затекли от долгого сидения — подвинул к себе сумку с короткоствольным, внушительным как ружейный обрез пистолетом-пулеметом Маузера. Длинный, на тридцать патронов магазин был примкнут, патрон дослан в патронник, предохранитель снят.
Сэр Роберт закурил. Это было сигналом двоим, на противоположной стороне, стоявшим около коновязи с мулами и верблюдами — им хорошо заплатили утром, обычная рыночная шпана. Они выдвинулись вперед, чтобы устроить драку и столпотворение — Керзон и сэр Роберт в толчее должны были приблизиться к цели и взять ее. У них был мешок, веревка и шприц — тюбик со снотворным. Он был настолько прост, что даже человек без медицинского образования мог им воспользоваться — ткнул и нажал. Еще у сэра Роберта был обычный пистолет Маузера, а у Керзона — пистолет-пулемет и несколько запасных магазинов к нему. Этого — должно было хватить при любых обстоятельствах.
Троцкист шел неспешно и расслабленно, почти не выделяясь из толпы. Вместо капюшона как у местных — он покрыл голову арабским платком — куфией, который плетется особенным образом так, что в жару в нем холодно, а в холод — тепло. Он шел по улице, идущей вниз неторопливо, с достоинством, как будто эта земля по какому-то праву принадлежала ему. На вид он был полноват… но возможно оттого, что прятал что-то под одеждой. Его даже можно было назвать толстяком, но…
Впереди — зашумели, но троцкист даже не посмотрел в ту сторону, он продолжал идти. И тут — сэр Роберт понял, что он либо знает о засаде, либо о чем-то догадался.
— Аллаху Акбар! — выкрикнул сэр Роберт условный сигнал опасности, но Мэтью Керзон подняться на ноги и предпринять что-то не успел. Террорист — с поразительной для его телосложения проворностью, и даже какой-то грацией стремительно метнулся вправо.
Через долю секунды — прямо на улице глухо грохнуло. Взрыва Керзон не увидел, и осколки не задели его — повезло, что он сидел, и что его прикрывал прилавок с тканями. Просто — грохнуло, все заволокло дымом, потом — улица взревела многоголосым хором боли, мучения, ярости. Дым не рассеивался, стоял в каменном русле улицы, скрывая покореженные ставни и прилавки и посеченных осколками, а в эпицентре и разорванных на куски людей…
Керзон вскочил на ноги, набросил сумку на плечо. Сэр Роберт лежал на спине — он то не был ничем прикрыт — и как то странно ворочался, пытаясь встать.