Капитан-лейтенант метнулся к переговорнику.
— Внимание, всем отсекам! На нас напали! Я, флота капитан-лейтенант Ганн принимаю командование на себя!
— Простите, сэр… — это был Уилкинс-Батчер, главный корабельный механик — не могли бы вы повторить…
— Какого черта! На нас напали! Машинное, полный вперед! Рулевой…
— Сэр, мы приняли канат…
— К черту все!
Что-то взорвалось — и крышка люка, ведшего на мостик — влетела, ввалилась внутрь в клубах дыма…
— Потери?
Среднего роста, одетый, так же как и все штурмовик — прогуливался по устланной дорогим ковром, принадлежащем капитану Пакенхэму рубке. Сапоги штурмовика — пахли кровью…
— Два человека, месье капитан… Безвозвратных — ноль.
— Подробнее?
— Одного обварило паром из паропровода. Другого угостили по голове трубой.
— С их стороны?
— Несчетно…
— А вы сосчитайте! Может, у вас по третьей палубе неприкаянные духи ходят! Тени отца Гамлета!
Рулевой с ужасом прислушивался к словам захватчиков. Их атаковали те, кто говорил на французском[9]
.— Есть.
— Что с отсеками.
— Машинное наше. У порохового погреба выставлен караул. Башни нейтрализованы. Минно-торпедное взято[10]
.— Радиорубка?
— Взята.
— Радист?
— Покончил с собой. Сжег шифры и снес себе башку
В голое налетчика — сквозит невольное уважение. Солдаты — они всегда солдаты, и «ушедший с честью» враг у них заслужит больше уважения, чем собственный политик, посылающий их на войну непонятно зачем.
— Очистите палубу. Лишнее в воду и прибраться. Идите.
— Есть.
Неизвестный — прошелся по мостику, сапоги его — остановились у глаз рулевого.
— Поднять…
Сильные руки — вздернули его наверх, было очень больно, потому что собственные руки были скованы сзади и онемели.
— Имя, звание, судовая роль.
Двадцатиоднолетний матрос отрицательно покачал головой — и в следующую секунду закашлялся рвотой от жестокого удара
— Имя, звание, судовая роль. По Женевской конвенции ты обязан нам это назвать.
Британец снова покачал головой. Человек в маске достал нож
— Имя, звание, судовая роль.
— Да пошел ты!
Британец покачал головой — и почувствовал, как нож с хрустом входит в тело. Тот, кто держал его сзади — отпустил руки — и британский матрос упал на ковер.
— Merde[11]
…— Месье, а как же штурвал?
— Ты и встанешь…
— Куда его, месье капитан? — другой голос
— За борт. Как и остальных. Проклятые помми[12]
.— Есть…
Ночь на 20 июня 1941 г.
В отличие от сильно охраняемых гаваней чисто военного назначения — таких, как например порт Балаклава или Кронштадт — Порт Саид был городом почти что на режиме свободного, и в порту — не было серьезного разделения на военную и гражданскую зону. Несмотря на чрезвычайную важность Порт Саида — британцы никогда не держали здесь крупных кораблей, тем более кораблей первого ранга. Оно и понятно: русские — в пределах прямой видимости и уж точно — в пределах досягаемости корпусной артиллерии. Ближайшей точкой базирования крупных британских сил — был порт Акротири, Кипр. Однако здесь, по какому — то идиотскому недомыслию — кто-то чрезмерно умный организовал стоянку для танкеров, снабжающих в море британский флот. Оно, конечно, было понятно: рядом суданская нефть, египетская нефть, которой хоть и немного — а было. Да и на выходе из Суэца — нефть была дешевле всего, если разгружать в Порт Саиде. Как бы то ни было — здесь стояли три довольно крупных танкера, приписанных к адмиралтейству. Остальные суда британского флота — эсминец, до десятка патрульных шлюпов, непонятно, откуда здесь взявшийся средний десантный корабль, довольно старый.
При этом — территория порта в ночное время не патрулировалась, у стоящих на постах часовых было недостаточно средств освещения, да и огневых средств тоже было недостаточно, не проводилась профилактика проникновения боевых пловцов (тупо бросать гранаты в воду через неравные промежутки времени). В военной части порта — было боновое заграждение, но перейти его было проще простого. Танкеры — и вовсе стояли в незащищенной части порта.