На этом месте мои размышления были прерваны — поезд подошел к станции Стайлз Сент Мэри. Спасибо, хоть тут ничего не переменилось. Время пощадило. Станционное здание по-прежнему нелепо торчит в чистом поле. И почему его здесь поставили?
И все же, проезжая в такси по деревне, я понял, что прошедшие годы и здесь оставили свой след. Стайлз Сент Мэри до неузнаваемости изменилась. Автозаправочные станции, кинотеатр, две новые гостиницы, ряды муниципальных домов.
Вскоре мы свернули к воротам «Стайлза». И снова, как мне почудилось, погрузились в прошлое. Парк оказался больше, чем мне представлялось по воспоминаниям, подъездная аллея была запущена, вся заросла бурьяном. Мы свернули за угол, и моему взору открылся дом. Снаружи он совсем не переменился, правда, его давно следовало бы подкрасить.
Женская фигура, склонившаяся над клумбой, как и в первый мой приезд сюда. Сердце у меня замерло. Но вот женщина выпрямилась, шагнула мне навстречу, и я про себя улыбнулся. Большей несхожести с мужеподобной Эвелин Говард невозможно и вообразить.
Передо мной стояла хрупкая немолодая леди с шапкой седых кудряшек, розовыми щеками и холодными бледно-голубыми глазами, выражение которых совсем не вязалось с ее чрезмерным, на мой взгляд, радушием.
— Должно быть, капитан Гастингс, не так ли? — сказала она. — Простите, руки у меня в земле, боюсь вас запачкать… Мы так рады, что вы приехали, нам столько о вас говорили! Я миссис Латтрелл. Мы с мужем имели глупость купить это поместье, а теперь пытаемся сделать его прибыльным. Вот уж не думала, что в один прекрасный день стану владелицей гостиницы! Однако, капитан Гастингс, хочу вас предупредить: я деловая женщина. И за каждую услугу пытаюсь выжать из постояльцев плату.
Мы оба рассмеялись, будто она сказала что-то очень забавное, но я сразу же понял, что слова миссис Латтрелл следует понимать буквально. За утонченным ликом очаровательной пожилой леди нет-нет да проскальзывала кремнистая твердость.
Хотя миссис Латтрелл время от времени говорила с легким нарочито провинциальным акцентом, примеси ирландской крови в ней совершенно не чувствовалось. С ее стороны это было чистым наигрышем.
Я спросил о своем друге.
— Ах, бедный мосье Пуаро. А уж как он ждет вашего приезда! Он так страдает от артрита — просто сердце разрывается, я ему ужасно сочувствую.
Пока мы шли к дому, она стягивала с рук садовые перчатки.
— И ваша милая дочь тоже, — продолжала она. — Какая очаровательная девушка! Мы все ею восхищаемся. Наверное, я старомодна, но, по-моему, грешно и совестно, что такая девушка не развлекается на вечеринках, не танцует с молодыми людьми, а целый день режет кроликов и корпит над микроскопом. Пусть бы этим занимались нескладные дурнушки.
— Где же Джудит? — спросил я.
Миссис Латтрелл скорчила гримаску.
— Бедная девочка! Сидит взаперти в бывшей мастерской в конце сада. Доктор Франклин снял ее у меня и оборудовал под лабораторию. Разводит там морских свинок — вот несчастные твари! — мышей и кроликов. Признаться, капитан Гастингс, я от этого не в восторге. А, вот и мой муж.
Из-за угла дома показался высокий, худой старик с мертвенно бледным лицом и кроткими голубыми глазами. Он то и дело, видимо, по привычке, нерешительно теребил свои короткие седые усы.
Он производил впечатление рассеянного, нервического человека.
— Джордж, это капитан Гастингс.
Мы с полковником обменялись рукопожатиями.
— Вы прибыли поездом в пять… э… сорок, э?
— Интересно, как иначе он мог прибыть? — язвительно осведомилась миссис Латтрелл. — И вообще, Джордж, какое это имеет значение? Лучше проводи капитана Гастингса наверх и покажи ему его комнату. Может быть, капитан Гастингс захочет сразу же пойти к мосье Пуаро. А, может быть, выпьете чашечку чая? — обратилась она ко мне.
Я заверил, что чаю не хочу и предпочел бы сразу пойти поздороваться со своим другом.
Полковник Латтрелл сказал: «Хорошо. Пойдемте. Надеюсь… э-э… ваши вещи уже отнесли наверх… а, Дейзи?»
— Джордж, это по твоей части. Я занимаюсь садом. Не могу же я следить за всем сразу, — резко сказала миссис Латтрелл.
— Конечно, конечно, дорогая. Пойду… посмотрю.
Я пошел за ним к крыльцу. В дверях мы столкнулись с худощавым седовласым мужчиной, который, немного прихрамывая, поспешно выходил из дому, держа в руках полевой бинокль. На его мальчишеском лице выражалось нетерпение.
— Там на платане парочка дроздов в-вьет гнездо, — с легким заиканием сказал он.
Когда мы вошли в холл, Латтрелл сказал:
— Это Нортон. Славный малый. Помешан на птицах.
В холле у стола стоял человек очень крупного телосложения. Видно, он только что говорил по телефону. Взглянув на нас, он сказал:
— С каким удовольствием я бы перевешал, а затем бы и выпотрошил и четвертовал всех этих подрядчиков и строителей. Ничего толком не могут, будь они неладны.