Врата в рай

Но истинная цель всей этой гениальной задумки — сломить ваше сопротивление. И достигалось это путем усиления нервозности, подавления чувств, создания такого впечатления, что за каждым углом вас ждет непреодолимое испытание. Мне уже казалось, будто у меня в плове возникают барьеры.

Я был частью этой системы. И система эта работала. Я был даже благодарен за короткие промежутки отдыха в ужасных условиях и совершенно спокойно воспринимал то, что меньше чем через шесть часов буду скрести полы в сиянии огней перед всей этой шикарной публикой. И так целых три дня! А ведь настоящая подготовка еще не началась.

А настоящая подготовка означала Мисс-Темные-Волосы-Темные-Глаза-Прекрасные-Руки по имени Лиза. Эллиот, тебе, похоже, выпал флеш-рояль. Но не надо об этом. Каждый раз, как я пытался представить ее себе, вспомнить тембр ее голоса, у меня начинали путаться мысли. Лучше думать о чем-нибудь другом. Лучше надеяться на то, что после трех дней чистилища со шваброй и щеткой в руках меня отправят прямиком в ад.

Или, может быть, в рай?

Вот в чем основная проблема: понять, где рай, а где ад.

Мне казалось, что я задремал, когда из темноты донесся странный звук. Стук каблуков по мраморному полу, прямо передо мной, перед узкой полоской коврика, на котором покоились мои измученные ноги. Но что это? Какое-то легкое позвякивание.

Я открыл глаза.

В темноте справа от себя я увидел чью-то фигуру. Высокая, но все же ниже, чем большинство здешних мужчин. И этот сладкий, дурманящий аромат «Шанель».

Сомневаться не приходилось. Это была она. В мою жизнь вошла женщина. Луч света высветил шелковистую волну ее длинных волос. Я увидел, как сверкали в темноте ее глаза и поблескивало кольцо у нее на пальце. Все остальное было во мраке. Затем — полоска света у нее под ногами и что-то сверкнуло у нее в руках, когда она подошла поближе, потом — ослепительная белизна ее блузки с крохотными перламутровыми пуговками и, наконец, ее лицо, выступившее из расступившейся темноты.

Если бы не темнота, я, конечно, как положено, опустил бы глаза, но сейчас я мог позволить себе не отводить взгляда.

Она подошла еще ближе, и я почувствовал ее маленькую горячую руку на своей щеке и прикосновение чего-то холодного к губам.

На меня вдруг дохнуло густым терпким винным запахом, и я непроизвольно открыл рот. Первоклассный кларет, в меру холодный. Я стал жадно пить и, когда стакан опустел, облизал губы.

Глаза у нее были огромные, темные и очень ясные.

— Ну и как тебе временное заключение среди щеток и ведер? — спросила она без тени иронии.

Я что-то ответил с глухим смешком. Причем не очень остроумно. Я замер, но тут увидел, что она еле заметно улыбается.

— Хмм! — Я часто-часто заморгал и весь напрягся, причем речь идет не только о мышцах ног.

— Плохой мальчик, — сказала она, потрогав след от удара хлыстом на моем теле, и через меня словно пропустили электрический ток, совсем как тогда, в зале.

Сердце вдруг забилось как сумасшедшее. У меня даже застучало в висках. Она почти коснулась меня грудью, но потом чуть отступила назад.

— Ну и что же ты усвоил? — поинтересовалась она.

Я едва не рассмеялся. Похоже, она услышала.

— Необходимость абсолютного послушания, мэм, — ответил я.

Я хотел слегка пошутить, но это была чистая правда.

Но то, что она делала со мной сейчас, было гораздо хуже щеток и швабр. И накопившееся за день возбуждение еще более усугубляло ситуацию. Сексуальное удовлетворение уже начинало казаться мне чем-то далеким и мифическим. Возбуждение. Возбуждение до головокружения, с его гребнями и ложбинами, казалось, будет длиться вечно, и сейчас у меня как раз был один из пиков. Причем, к слову сказать, пик покруче горы Эверест.

— Если можно, то поконкретнее, — сказала она совершенно серьезно. — Что нового ты узнал? Если, конечно, узнал.

Ее голос звучал абсолютно естественно, без лишних драматических ноток. Он был таким доверительным и, на удивление, слегка грубоватым. Мягкое дыхание, «Шанель», свет, играющий на ее пухлых губах.

Я мучительно пытался придумать ответ. Но, к сожалению, все мысли были направлены на то, что происходит у меня внизу живота, а еще на то, как она выглядит, как пахнет и какие у нее пальцы на ощупь.

Она снова поднесла мне ко рту стакан с вином, и я стал пить, уже гораздо медленнее, но мне почему-то не особо полегчало.

— Так что же ты усвоил? — продолжала настаивать она, и в голосе ее проскользнули стальные нотки, словно она собиралась стукнуть меня указкой, если я не вспомню таблицу умножения.

— Что я боюсь, — вырвалось у меня.

— Боишься, — повторила она. — Боишься мужчин, которые тобой понукали? Или меня?

— И их, и вас, — ответил я. — И даже не знаю, кого больше.

Я тут же пожалел о своих словах. Я бы все отдал, чтобы взять их назад! Сам не понимаю, почему это у меня вырвалось. Я был натаскан на голос, как любили выражаться Мартин и его клиенты, то есть был вполне сведущ в деле ритуальных ответов. А ритуальные ответы всегда расплывчаты и ни о чем.

— А скажи-ка мне, эти старшие по метлам и швабрам… избивали тебя? — поинтересовалась она.