Я чувствовала, что меня слегка лихорадит. Я непрерывно трогала рот, поскольку губы щипало, будто он что-то с ними сделал, когда поцеловал меня, словно герой школьного романа. А еще я чувствовала на себе его запах, чуть солоноватый аромат его кожи.
Да, он в сто раз красивее, чем на фотографиях. Но более всего меня убивала его манера поведения. Его способность держаться так, точно он откладывал все на неопределенное время. Его улыбка и его речь говорили сами за себя.
«Лиза, этому надо положить конец», — подумала я.
Я понимала, что Эллиот, здоровый, полнокровный американский самец, здесь для того, чтобы два года поиграть в раба, и что он прекрасно знает, как очаровать любую женщину, а кроме того, знает, когда пустить в ход красивые глаза и голос. Я сейчас просто слишком взвинчена. Не надо было приходить к нему, не надо было отключать телефон и не надо было заставлять остальных ждать себя в офисе только потому, что мне вздумалось спуститься вниз, чтобы его увидеть!
Я хочу сказать — даже не спуститься, а, скорее, прокрасться вниз, чтобы поцеловать его в губы, словно мы на заднем сиденье «шевроле». Нет, этому надо положить конец. Это не может продолжаться целых три дня. Три дня. Его голос так гармонировал с его взглядом. Такой настоящий, такой отзывчивый. Но ведь мы именно этого и хотим от них! Ну да, мы берем на себя воплощение их фантазий и сами становимся их фантазией. И тогда нет ничего страшного, что он действительно есть!
Было одиннадцать вечера, но Клуб жил яркой ночной жизнью, огоньки за сотней зашторенных окон загадочно мерцали, а полная луна окрашивала небо над головой в призрачный темно-синий цвет.
Я торопливо вошла в казино, устланное темными коврами. Мне не хотелось, чтобы меня видели. Не хотелось ни с кем говорить. Я мельком взглянула на обнаженных рабов, курсирующих с подносами над головой между бесконечными столами, спешащих принять заказы, разнести вина, ликеры, затейливо украшенные бокалы с разноцветными напитками. За слегка подсвеченными витринами в толстых стеклянных стенах были представлены живые картины. Рабы извивались, пытаясь освободиться от оков, их тела блестели золотом или серебром, в волосах на лобке сверкали драгоценные камни. На сцене в дальнем конце зала была представлена небольшая сценка: хозяева-римляне жестоко наказывали греческих рабынь в тонких цепях и наручниках. В уединенных комнатах отдыха шли более интимные пьески: члены Клуба в окружении покорных рабов. В баре над темными мерцающими бутылками на карусели медленно вращались живые статуи, словно скульптуры работы Микеланджело: группа молодых мужчин, головы опущены, руки связаны высоко над головой.
Я увидела Скотта, Пантеру, моего красивого темноволосого старшего инструктора. Он оживленно беседовал со старым английским лордом, который недавно стал членом Клуба и теперь проводил здесь все свое свободное время. У меня даже слегка потеплело в груди, когда я заметила у ног Скотта Китти Кантвелл. Она стояла на коленях, прижимаясь губами к ковру, в ожидании дальнейших распоряжений.
Итак, Скотт выбрал Китти. Очень хорошо для нас. Он, возможно, взял ее в свой новый класс, чтобы использовать для демонстрации. Мне тоже пора идти, чтобы кое-чему научиться. Теперь, в суматохе привычных дел, как это принято говорить, я снова стану прежней Лизой.
Крошка, ты принимаешь желаемое за действительное! Три дня там, внизу. Нет. На самом деле с тех пор, как я приземлилась, все пошло наперекосяк. Все уже шло наперекосяк еще до моего отъезда. Все не так.
За исключением одного. Я только что поцеловала Эллиота Слейтера. Как насчет этого?
Когда я вошла, Ричард, Волк, встал из-за письменного стола.
— Прости, что разбудил тебя, Лиза, — сказал он. — Хотел связаться с тобой раньше, но…
— Я здесь именно для того, чтобы меня будили. Что случилось? — спросила я.
Два хэндлера, имевшие не слишком свежий вид после долгого рабочего дня, стояли, сложив руки на груди и стараясь слиться с белой стеной.
Перед столом сидела девчушка в коротком махровом халатике и, театрально всхлипывая, постукивала себя кулаком по коленке.
— Малолетняя Мисс Америка, — заявил Ричард. — Врачи говорят, ей еще и семнадцати нет.
Если бы не моя стычка с Ричардом из-за Эллиота, то я наверняка заметила бы ее еще в зале. Налитые груди, выпирающие из выреза халатика, и длинные, точеные ноги. Она сердито теребила темные кудряшки, надувала губы. Увидев, что Ричард предложит мне занять его место, она скосила на меня глаза, зарыдав еще сильнее.
— Вы не можете этого сделать! Вы должны меня взять! — визгливо кричала она, еще больше надув расплывшиеся от слез губы.
Лицо у нее сморщилось, она сердито затрясла готовой, снова стукнув кулаком по коленке. Конечно, в это трудно было поверить — она выглядела достаточно взрослой, — но, когда она открыла рот, я все сразу поняла.