Врата вечности

— Замечательно! — обрадовалась Лиз. — Ты не находишь, Оливия, что его светлость внешне чем-то похож на Августина Кентерберийского? Того самого, которого в шестом веке назначили первым архиепископом Кентерберийским. Разумеется, если судить по его дошедшим до нашего времени портретам. У его светлости такие же коротко подстриженные темные волосы, жесткие и одновременно какие-то умиротворенные черты лица, проницательный взгляд.

— Говоря по правде, его светлость похож на одного из тех мужчин, которые ни в чем не могут тебе отказать, — лукаво улыбнулась Оливия.

Лиз была польщена. Но все-таки возразила.

— Оливия, побойся Бога! — возмущенно воскликнула она. — Его светлость не мужчина. То есть не в том смысле… Ты меня поняла, я надеюсь… Не удивлюсь, если его после смерти причислят к лику святых. Как апостола англичан Августина Кентерберийского.

И она поспешно вышла из комнаты, чтобы оказать архиепископу должное уважение.

Почти сразу же дворецкий сообщил о возвращении из Берлина Альфа.

— Где же он? — радостно воскликнула Оливия. — Почему вы не провели его сразу ко мне?

— Юноша прибыл не один, — таинственно понизив голос, сказал дворецкий. — И они сразу прошли в спальню вашей бабушки, которую занимает…

— Спасибо, Джон, — не дослушала его Оливия. — Вы можете идти!

Но сама она выбежала из комнаты раньше, чем ее покинул, важно ступая, дворецкий. Звали его Джон Смит. И это его фамилией воспользовалась Оливия, когда решила поступать в Royal Holloway university. Разумеется, самому Джону Смиту она об этом не сказала — из опасения, что он, как и все остальные, осудит ее за выбор профессии и выскажет это хозяйке замка. Лиз считалась с мнением своего дворецкого.

Джон Смит был крупный солидный мужчина лет шестидесяти, который упорно продолжал носить позолоченную ливрею, несмотря на то, что все представители его профессии уже давно сменили старинный наряд на современный костюм и называли себя мажордомами или хаусхолд-менеджерами. Но Джон был человеком и слугой старой закалки, и всегда с презрением отзывался о подобных «выскочках», как он их называл. Он считал себя не наемным работником, а чуть ли не членом семьи, признанным главой которой была Лиз. И Джон Смит, неизвестно откуда, знал, что именно за это его и ценила хозяйка замка, неизменно утверждавшая, что дворецкий будет последним из слуг, которому она откажет от дома, если разорится. Это возвышало Джона Смита, как в собственных глазах, так и в глазах остальных слуг. Поэтому он всегда держался с достоинством, напоминая своей медлительностью и невозмутимостью черепаху.

Как дикая козочка по горным тропам, грациозно перепрыгивая через две-три ступени, Оливия бежала по каменной лестнице замка. Она хотела быть первой, кого встретит Альф, когда выйдет от своего деда. Сама она по непонятной причине боялась входить в комнату к Фергюсу. Может быть, виной тому были его глаза — ласковые, когда смотрели на нее, но при этом какие-то… Когда Оливия думала об этом, ей на ум неизменно приходило только одно слово — нечеловеческие. Поэтому она старалась не думать об этом. И по возможности избегала встреч с Фергюсом.

Ждать Оливии пришлось долго. Но когда она увидела Альфа, то не бросилась ему в объятия, как собиралась. Девушку остановила перемена в его лице, которая произошла за то короткое время, что они не виделись. Куда-то исчез озорной мальчишеский взгляд, черты лица обострились и затвердели, как будто Альф внезапно постарел лет на десять. Следом за ним шел низкорослый мужчина, с которым Альф уехал из замка. Оливия вспомнила, что его звали Вигман. Оливия была актрисой и хорошо разбиралась в мизансценах. Она заметила, что отношения Вигмана к Альфу с последней их встречи сильно изменилось. Если раньше его можно было назвать снисходительным, то сейчас оно стало почтительным. Альф что-то говорил на ходу Вигману, а тот покорно кивал головой. Оливия расслышала, как Альф сказал:

— Организуй мне встречу с главами государств, которые платят дань Совету тринадцати.

Вигман что-то спросил, и Альф тоном, не допускающим возражений, ответил:

— Чем быстрее, тем лучше!

Но когда Альф увидел Оливию, то его лицо мгновенно преобразилось и снова стало родным и близким.

— Оливия! — радостно воскликнул он.

Девушка с облегчением вздохнула и приникла к нему всем телом. Она ощутила, как теплая энергия Альфа перетекает в нее, давая ей силы жить и быть счастливой. Оливия не заметила, куда исчез Вигман, он словно внезапно растворился в полусумраке комнаты, оставив их вдвоем.

— Мне так много надо тебе рассказать! — прошептала Оливия.

— И мне тоже, — сказал Альф, целуя ее.

— Но чуть позже, — вдруг опомнилась Оливия. — А сейчас мы с тобой должны придумать молитву. Архиепископ Кентерберийский прочтет ее во время нашего венчания.

И они ушли в сад, где у них было любимое укромное местечко — маленький грот возле пруда с кувшинками. Несколько часов пролетели незаметно, поскольку не все это время они посвятили молитве. Опомнились они, только услышав голос Лиз, которая разыскивала Оливию.