Врата вечности

— Что-то случилось, бабушка? — спросила девушка, выходя из грота. Вид у нее был самый блаженный.

Далеким от мирской суеты казался и Альф.

— Случится, если ты немедленно не пойдешь переодеваться, — ответила Лиз, притворно хмурясь. — Тебе придется венчаться в том, что одето на тебе сейчас. Скоро начало церемонии.

— Уже? — изумилась Оливия. — Альф, я же тебе говорила!

И она поспешно направилась к замку. Виновато улыбаясь, Альф пошел следом, но его остановила Лиз.

— Я хочу, чтобы во время венчания ты одел на палец Оливии вот это, — сказала она, протягивая юноше золотое кольцо в виде двух кистей рук, поддерживающих ярко-зеленый алмаз. — Оно символизирует вечное счастье и любовь между мужем и женой.

Альф с ужасом воскликнул:

— А я совсем забыл о кольце!

— Зато я помнила о нем всю свою жизнь, — грустно улыбнулась Лиз. — Так что не переживай из-за этого.

— Но ведь его должен был купить я. Может быть, я еще успею?

— Оно не мое, а твоего деда. Когда-то он дал мне это кольцо на хранение. И, как видишь, я его сберегла. А теперь возвращаю настоящему хозяину. Бери, Альф! И будьте счастливы с Оливией. За нас с Фергюсом!

Лиз торопливо ушла, не в силах сдержать слез. Альф с недоумением смотрел старушке вслед, пока она не скрылась за деревьями. Затем перевел взгляд на кольцо. И невольно залюбовался им. Кольцо было бесценно, он понял это сразу. А, значит, оно было достойно Оливии.

Внезапно Альф вспомнил, что он забыл не только о кольце для Оливии, но и о костюме для себя. Поэтому венчаться ему придется в джинсах и свитере. С этой безрадостной мыслью Альф направился к замку.

Но юноша напрасно тревожился. Фергюс предусмотрел и это. В комнате, которую для него отвели, Альф нашел белоснежный смокинг. И, что самое удивительное, он был точно по размеру, хотя Альф хорошо помнил, что мерки с него никто не снимал.

Глава 17

Церемония венчания началась ровно в полночь.

Вначале время, выбранное для начала обряда, ужаснуло архиепископа Кентерберийского. Но после недолгого разговора с Фергюсом он смирился.

— Ваша светлость, посмотрите на меня, — сказал Фергюс. — Я могу не дожить до утра. Моя кровь отравлена, и счет идет уже на часы.

Архиепископ видел это и сам. Кожа Фергюса приобрела сероватую окраску, у него все чаще повторялись приступы головокружения и начались нарушения ориентации в пространстве, а воздух, который он выдыхал, имел запах горького миндаля. Налицо были все признаки сильного отравления ядом и близкой смерти.

И архиепископ, молча перекрестив Фергюса, пошел переодеваться. Расшитая золотом риза показалась более тяжелой, чем обычно. На мгновение ему даже почудилось, что нашитые на парчу алые ленты превратились в потоки крови. Но видение тут же исчезло, и он решил, что просто переутомился. Он накинул на шею епитрахиль, поправил крест и, сопровождаемый дворецким, направился в каминный зал, где уже все было готово к церемонии.

Несмотря на то, что весь замок был ярко освещен лампами, в зале зажгли огромный камин, в котором предки нынешних владельцев замка когда-то целиком зажаривали оленей, убитых ими на охоте. Поблизости от камина, в большом кресле, сидел Фергюс, которого снесли вниз четверо слуг. Эльфа бил ледяной озноб, и огонь должен был согревать его. Лиз, словно ангел-хранитель, встала рядом с ним. Архиепископ Кентерберийский занял место в центре зала.

Оливия, посоветовавшись с Альфом, отказалась от марша Мендельсона. Они предпочли романтическую музыку Рихарда Вагнера. Когда в противоположных концах каминного зала распахнулись двери, и из них вышли жених и невеста, хор, приглашенный Лиз из Лондона, торжественно запел:

— Ступайте, сопровождаемые верными слугами, туда, где охранит вас благословение любви! Победительная отвага, любовное свершение соединит вас в верности друг другу, и вы станете счастливейшей парой. Ратники юности, шагайте вперед! Краса юности, вперед! Праздничный хмель да будет оставлен позади, да обретете вы блаженство сердца!

Пока хор пел, Альф и Оливия шли навстречу друг другу.

Альф был одет в белый смокинг, который изменил его до неузнаваемости. Лиз едва узнала его. Это был уже не застенчивый юноша, который предстал перед ней несколько дней назад, а мужчина с благородной мужественной внешностью и решительным взглядом сияющих от счастья глаз. Но, кроме любви, в них еще была мудрость. И какая-то отрешенность. В чертах его лица было много от Фергюса. Но много и своего. Словно художник переписал картину, убрав с холста все, что было, с его точки зрения, несовершенным. И получился щедевр.