Врата вечности

Подумав, что слезы не прибавили ей привлекательности, скорее, наоборот, Алва бросилась к выходу. Ей приходилось прокладывать себе дорогу, расталкивая танцующие парочки. Многие из них посылали ей вслед проклятия. Но никто не толкнул ее в ответ. Это удивило ее. Алва начала присматриваться более пристально. И, наконец, увидела то, что было перед ее глазами весь вечер, но она не могла осознать — все парочки состояли из мужчин. Танцуя под музыку, они обнимались и целовались, как самые настоящие любовники. Это была гей-вечеринка для мужчин нетрадиционной ориентации.

Поняв это, Алва нервно рассмеялась. Можно было пойти в другой ночной клуб. Но настроение было уже безнадежно испорчено. Только что пережитое потрясение, страх, вызванный мыслями о старости и утрате внешней привлекательности для мужчин — все это лишило ее сил, а, главное, сексуального желания. Она торопливо вышла из клуба, остановила такси и коротко бросила водителю:

— Plaza Athenee!

Это был ее дом, ее крепость, в стенах которой она чувствовала себя защищенной от всех жизненных неурядиц. Номер, оплаченный Фергюсом, был далеко не такой роскошный, как прежний, на восьмом этаже, о котором Алва мечтала долгие годы в заточении. Но, войдя в него, она могла лечь в кровать, укрыться с головой одеялом и плакать, сколько душе угодно, вспоминая свою юность и несбывшиеся надежды, а заснув, видеть чудесные сны, не имеющие ничего общего с ужасающей реальностью.

Так Алва и поступила, вернувшись в гостиницу.

Она проплакала почти до рассвета. Затем забылась коротким тревожным сном. А наутро собрала вещи, вызвала такси и направилась в аэропорт Шарля де Голля. Взяв билет на первый же рейс, она улетела в Берлин на самолете авиакомпании Lufthansa, несмотря на свою нелюбовь ко всему немецкому. Ждать эльфийка не хотела. Трое суток, которые она выпросила у Фергюса, истекли.

В чем Алву никогда нельзя было упрекнуть, так это в том, что она не исполняла условия контракта, заключенного с кем-либо. Тем более, что на этот раз она хорошо понимала, что Фергюс не позволит ей нарушить их договоренность, тревожась за судьбу внука. По сути своей, эти трое суток были подарком, которые Алве удалось выторговать у судьбы. В ее прежней жизни ей редко что-то дарили, только иногда Лахлан какие-нибудь ничего не стоящие в ее глазах безделушки. И теперь Алва была искренне благодарна Фергюсу. Поэтому она собиралась честно с ним расплатиться. Может быть, впервые в своей жизни.

Международный аэропорт Berlin Brandenburg International, против обыкновения, не вызвал у Алвы раздражения. Сколько она помнила, Берлин, в отличие от Парижа, ей не нравился. Раньше она едва терпела этот город, как и самих немцев. Алва считала их трудолюбивыми, экономными и тупыми бюргерами — в противовес веселым, беспечным и остроумным французам, которых она обожала. Алве, говорящей на чистейшем парижском диалекте, не давался немецкий язык. Поэтому эльфийка презирала и его тоже. Обычно из аэропорта она направлялась в отель Adlon Kempinski, который привлекал ее тем, что был расположен на Pariser Platz, Парижской площади, а еще террасой на крыше, по которой она любила гулять по ночам в надежде на новые романтические знакомства.

Но в этот раз все было по-другому. Как будто со слезами ночью Алва выплакала не только свою любовь к Парижу, но и неприятие Берлина. Сев в аэропорту в такси, она сразу направилась в резиденцию главы Совета ХIII, которая находилась в самом центре Берлина. Автомобиль миновал обломки Берлинской стены, площадь Gendarmenmarkt, которую украшали Французский и Немецкий соборы, площадь Александерплац с Часами мира и оказался на одной из тех тихих улочек, о существовании которой в столице Германии можно было узнать, только случайно свернув на нее с оживленного и ярко освещенного проспекта. Старинный особняк скрывала густая тень деревьев, можно было пройти рядом с ним и не заметить этого.

Алва, отпустив такси, подошла к кованой ограде, отделявшей особняк от улицы, и нажала на кнопку переговорного устройства, которая была спрятана в пасти дракона. Серебряная голова чудовища держалась на прутьях решетки, выполненным в форме цветущих растений.

— Кто там? — услышала Алва раздраженный голос. Эльфийка его сразу узнала.

— Это я, Джеррик, твоя Алва, — отозвалась она. И, сделав над собой усилие, томно прошептала: — Впусти меня, милый!

Ответом было гнетущее молчание. Алва уже перестала надеяться, когда дракон издал тихий, но грозный рык, и в ограде приоткрылась потайная дверь, словно неохотно приглашая ее войти.