— Алва, если у тебя есть что сказать мне, то говори, — произнес Фергюс, с нескрываемым презрением глядя на эльфийку. — Не унижайся, это бессмысленно. Тебе не удастся вызвать во мне жалость. Я никогда не забуду, что ты не пожалела женщину, которая была моим другом, и ее маленького сына. Ты убила их, а затем предала тела огню, не оставив мне даже возможности попрощаться с ними.
— Но ведь они были люди, — всхлипнула Алва. — Разве можно за их смерть так жестоко карать меня?
Фергюс почувствовал, что в нем пробуждается былая ненависть к Алве. Не проронив ни слова, он повернулся и пошел из камеры.
— Подожди, Фергюс! — прохрипела Алва. — Разве жизнь твоего внука не стоит того, чтобы ты меня выслушал? Даже если ты не можешь простить мне смерть своей любовницы.
Фергюс замер в дверях камеры. И, не оглядываясь, тихо, едва сдерживаясь, спросил:
— Что ты знаешь о моем внуке?
— Я слышала, о чем говорили Джеррик и Филипп, — торопливо забормотала Алва. — Они собирались похитить твоего внука, чтобы затем шантажировать тебя. Что ему надо от тебя, Джеррик не сказал даже Филиппу. Впрочем, Филипп и не настаивал. Он хотел только одного — свободы. И получил ее в обмен на твоего внука.
— Это все, что тебе известно? — презрительно скривил губы Фергюс. — Я догадался об этом и без тебя. Твоя информация ничего не стоит. Прощай, Алва!
— Но я могу помочь тебе! — закричала эльфийка. — Я могу узнать, где они прячут твоего внука. И тогда тебе не придется отдавать то, что так хочет получить Джеррик. Как ты думаешь, Фергюс, это стоит моей свободы?
— Но где гарантия? После того, как я тебя освобожу, ты можешь предать меня.
— Не бойся этого, я ненавижу Джеррика, — Алва даже заскрипела зубами, произнося имя кобольда. — И Филиппа тоже. Они бросили меня в этой камере подыхать как смердящую собаку. Ушли и даже не оглянулись. А ведь я не более виновна, чем Филипп, клянусь тебе! Это не я, а Филипп убил твою любовницу, Фергюс! И он вложил меч в мои руки, чтобы я отрубила своему мужу голову. Так почему он на свободе, а я должна гнить в этой камере? Это несправедливо! Я хочу отомстить им обоим.
— И каким образом?
— Ты меня освободишь, я встречусь с Джерриком, соблазню его и выведаю, где он прячет твоего внука.
Фергюс с сомнением посмотрел на Алву. Мысль, что это жалкое существо может представлять для кого-то сексуальный интерес, позабавила его. Алва поняла его и усмехнулась, обнажив неожиданно все еще красивые белые зубы.
— Мне нужно трое суток, Фергюс, чтобы вернуть себе былое очарование в глазах Джеррика, — сказала она. — Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Теплая ванна в гостинице, чистое белье, массаж, новое модное платье — и я чудесным образом преображусь. Мне бы только добраться до Джеррика, а что надо делать, чтобы пробудить его чувственность, я не забыла. Он не устоит. И, опьяненный страстью, все мне расскажет. А я тебе. По рукам, Фергюс?
Фергюс все еще сомневался. Но он понимал, что другого варианта, кроме предложенного Алвой, у него не было. Во всяком случае, в эту минуту он его не видел.
— Пусть будет по-твоему, — кивнул эльф. — Я сниму тебе номер в гостинице…
— Plaza Athenee, — торопливо произнесла Алва.
Это была самая шикарная гостиница Парижа, в которой Алва жила много лет до того, как попала в темницу. Со своим мужем, Лахланом, она занимала номер на восьмом этаже, который был оформлен в соответствии с ее личными пожеланиями в стиле арт-деко и поражал воображение буйством орнаментов, а также изобилием слоновой кости, крокодиловой кожи, редких пород дерева и серебра. Кроме того, Plaza Athenee славился своим винным погребом, в котором хранились самые дорогие в мире вина. Но главное, что он расположился на avenu Montaigne, в соседстве со знаменитыми Елисейскими полями, изобиловавшими самыми известными в мире домами моды. Магазины с вывесками Sonia Rykiel, Christian Dior, Jimmy Choo, Louis Vuitton каждый день гостеприимно распахивали перед эльфийкой свои двери.
Одна только мысль о возвращении в этот блистательный мир вернула глазам Алвы прежний яркий блеск, а лицу румянец. Эльфийка уже не казалась безобразной. Она выглядела уставшей, оголодавшей и осунувшейся от недосыпания, но сохранившей следы былой красоты женщиной. И, видя это мгновенное преображение, обещающее еще большие чудеса в будущем, Фергюс впервые подумал, что, может быть, он не настолько глуп, что ввязывается в эту авантюру.