Врата вечности

— Это были наши внутренние дела, — успокоил ее Тафари. — Африканские духи могут даже воевать между собой. Но когда речь будет идти о противостоянии Африки с Европой, мы забудем о своей вражде, не сомневайся. И будем едины. Никто из вождей не предаст Могущественного, потому что он один из них. Это все равно, что предать себя самого.

Дапн слушала нгояма и успокаивалась. Ее словно завораживал его негромкий голос, в котором она слышала уверенность, силу и мудрость африканских духов, намного более древних, чем духи Европы, и даже ее, гамадриады, родины. А ведь ее род уходил корнями в то время, когда людей еще не существовало, и по всей планете, за исключением океанов, шумели кронами дремучие непроходимые леса…

Незаметно для себя гамадриада задремала. Ей снился Джелани, и это был прекрасный сон. А когда она очнулась, светлые ночные сумерки уже окутали небо.

Ее разбудил скрип открываемых ворот и затихающий топот вилорога. По коротким отрывистым возгласам она поняла, что прибыл один из африканских духов, за которыми посылал Тафари. Это был вождь народа абатва Иму. Гамадриада вспомнила, что Джелани говорил о нем. Его имя означало сумрак, и, по мнению нгояма, он соответствовал своему имени, мрак часто окутывал его мозг. Когда-то он считался главным врагом Джелани. Но первый примчался на зов, когда узнал о беде, в которую тот попал.

А затем двор стал стремительно заполняться тенями, которых встречал сам Тафари, оказывая им надлежащий почет.

Гигантский нгояма напомнил Дапн высочайшую вершину африканского континента — Килиманджаро, название которой с языка местных жителей переводилось как «гора, которая сверкает». И это как нельзя более точно соответствовало облику Тафари, который горой возвышался над остальными духами, сверкая даже в сумраке своим отполированным до блеска огромным ногтем на пальце.

Глава 17

Джеррик был напуган. Шипы на браслете Дапн, пронзившие его ладонь, могли быть отравленными ядом кураре, и тогда его смерть была неизбежна. Он знал, что в Африке произрастает растение Strychnos toxifera, соком коры которого местные жители смазывают острие своих стрел. При ранении такой стрелой человек или животное вскоре погибают от удушья. При этом мясо, отравленное кураре, считается у дикарей деликатесом, так как при приготовлении оно мягче и нежнее обычного.

Сначала кобольд приказал начальнику охраны отсосать кровь из ранок в ладони, обвинив его в том, что он допустил нападение на него, Джеррика, и не сумел защитить. Это грозило смертной казнью, и рарог, напуганный не менее Джеррика, счел за благо умереть от яда, чем на эшафоте. Он приник ртом к окровавленной ладони и долго со свистом втягивал в себя черную кровь кобольда, часто сплевывая ее.

После этого Джеррик, дрожа от страха, долго прислушивался к своему дыханию — не становится ли оно хриплым и прерывистым. Но дышал он, как и прежде. Только чувствовал слабость от большой потери крови.

В конце концов, стало ясно, что шипы были не отравлены, а кровопускание даже сыграло положительную роль — гнев обессилевшего Джеррика был не настолько страшен и разрушителен для его собственной нервной системы, каким мог бы стать.

Но пока Джеррик боролся за свою жизнь, время было упущено, и Дапн удалось бежать, а ее следы были потеряны. Услышав об этом, Джеррик только вяло махнул рукой.

— Никуда она не денется, — прошипел он. — Рано или поздно приползет ко мне на коленях, умоляя простить ее. И, может быть, я ее даже прощу.

Но это было сказано только для того, чтобы показать себя в выгодном свете. Джеррик знал, что никогда не простит гамадриаду. И даже не из-за ран в ладони — те вскоре бесследно исчезнут, а из-за пережитого им ужаса, который он не сможет забыть до конца своих дней. Около часа Джеррик прожил с мыслью, что он может умереть уже в следующее мгновение. Это оказалось даже страшнее, чем его постоянный страх неизбежной смерти в будущем.

После этого он приказал сменить начальника охраны, а рарога отослать простым надзирателем в один из золотодобывающих рудников в Северной Америке, принадлежащий Совету XIII.

Излив свой гнев на рарога, Джеррик почти успокоился. Но внезапно он вспомнил о Джелани. И ему захотелось увидеть нгояма, чтобы насладиться его страданиями и окончательно утешиться.

Джеррик спустился в лифте на самый низший уровень подземелья, где обычно содержались наиболее опасные, с точки зрения главы Совета XIII, преступники. В одной из камер здесь находился Джелани. Еще одна предназначалась Фергюсу, но пока была занята его внуком.

— Но это ненадолго, — злобно рыкнул Джеррик, вспомнив о Фергюсе.