Врата Войны (СИ)

А утром русское начальство, наконец, сообщило мне, для чего я был им так нужен. Оказывается, моей персоной заинтересовалось местное ведомство пропаганды, и теперь со мной хочет побеседовать русская журналистка. Также меня предупредили, что мое будущее в значительной степени может зависеть от этого интервью, и поэтому я должен говорить не только то, что думаю, но и думать, что я в настоящий момент говорю. Я подумал и согласился, потому что мое положение не очень-то подходит для споров на такие темы. Тем более что перед этим разговором мне дали возможность привести себя в порядок, умыться и побриться безопасной одноразовой бритвой, а также почистить форму щеткой и погладить ее электрическим утюгом. А то несколько дней в полевых условиях способны даже записного щеголя превратить в полное чучело.

Первоначально я думал, что русской журналисткой будет пожилая солидная фрау, которая скрипучим голосом задаст мне разные неудобные вопросы. Но это оказалась совсем молодая светловолосая девчонка в приталенной курточке, беретике, брючках «в облипку» и таких же узких сапожках. Весьма привлекательная, кстати, особа, хотя, на мой вкус, немного худая. И хотя я предпочитаю девушек попышнее, но не будь сейчас войны, я бы обязательно попытался после интервью пригласить эту девушку посидеть в каком-нибудь кафе, поговорить о том о сем. Чувствуется в ней, знаете ли, определенная благородная порода. Девочка тоже осмотрела меня с ног до головы с явно женским интересом, облизала язычком губки (что я воспринял как знак одобрения), а потом принялась задавать свои вопросы.

Тогда же и там же. Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.

А этот, как он представился, Николай Максимович Шульц оказался очень даже ничего. Гораздо лучше многих иных, и уж точно лучше моего Максика. Тот засранец, как я ни взывала к нему в сети, на связь так и не вышел, и телефон его тоже был отключен. Тут два варианта — или ему не повезло и его прибили при воздушном ударе вместе с большей частью прорвавшихся к нам немцев, или он просто по какой-то причине не желает меня знать. Я была уверена именно во втором варианте, потому что, несмотря на свой говнючий характер, Максик славился как раз тем, что всегда успевал смыться до того, как ситуация доходит до кипения и Росгвардия (прежде ОМОН) берется за свои дубинки. Поэтому я была полностью уверена, что Макс не попал под бомбы. Что-что, а чутье на опасность у него было великолепное. В таком случае он для меня все равно что мертв, настолько я его не желаю знать — и это не такая уж и большая печаль. Теперь я могу обращать внимание на других парней, многие из которых значительно симпатичнее Максика. Взять, например, стоящего передо мной Николаса Шульца. Если не считать противной серой формы, которую носят вторгшиеся к нам воры и убийцы, это вполне приятный молодой человек. И вообще, я приучена различать людей не по цвету и покрою одежды, а по содержимому их мозгов. Итак, приступим к нашему интервью. Да не будьте вы так серьезны, молодой человек, скажите Чи-и-из, и люди к вам потянутся.

Я еще раз окинула интервьюируемого пристальным взглядом с ног до головы, после чего задала ему свои первые вопросы:

— Скажите, герр Шульц, только честно — что подвигло вас на то, чтобы оставить ряды германской армии и перейти на сторону России? Ведь тогда вы не могли знать, чем закончится эта война, и тем более не догадывались, чем вторжение в наше время закончится для вас и ваших товарищей?

— Фройляйн Марин, — на довольно неплохом русском языке ответил мне интервьюер, — дело в том, что я как раз-таки знал, чем закончится для Германии эта война и знал во всех подробностях. Но на переход на вашу сторону это знание никак не повлияло. Если бы Германия на этой войне действительно сражалась за справедливые идеалы, то я бы остался в рядах вермахта и приложил все усилия для того, чтобы изменить ход этой войны. Причина того, почему я сменил в сторону в конфликте, заключается в том, что я не хочу участвовать в разрушительной, несправедливой, захватнической войне. Мои кригскамрады, мечтающие о поместьях со славянскими рабами и рабынями, с недавних пор стали внушать мне стойкое отвращение, если не сказать большего. Тот план, который Гитлер задумал в отношении русского народа — это крайне поганая, безумная затея, в которой ни в коем случае я не хочу участвовать. Самый первый герр Шульц приехал в Россию из Германии еще в конце семнадцатого века, чтобы поступить на службу к царю Петру Великому, и с тех пор наш род только и делал, что усиливал могущество российской державы… И, если бы я поступил иначе, мои предки прокляли бы меня.