— Самое что надо, Пит. Завтра я как раз выходной. Э, а как я домой-то доберусь?
Я открыл дверь телефонной будки.
— Давай сюда!
Сержант вошел и благополучно растворился. Я повернулся к Красвеллу.
— Велико же твое колдовство, о Семилунный! Дьявольские творения Гарор ты ниспроверг творениями собственного разума!
Он уже и это пристроил к своему роману.
— Теперь вперед, о Нельпар, вперед, к Твердыне Змея, что лежит в тысяче локспанов отсюда, за зеленопламенными Равнинами Истака!
— А как насчет Алмаза?
— Алмаза?..
Он, верно, столько сил потратил, приплетая меня к сюжету, что начисто забыл об Алмазе, который должен был повергнуть Змея. Ну я больше и не стал напоминать.
Однако тысяча локспанов по зеленопламенным Равнинам — это меня не вдохновляло, за сколько бы он ни считал свой локспан.
Я сказал:
— Ну что ты все себе усложняешь, Красвелл?
— Имя мое Мултан, — уточнил он с неимоверной гордостью.
— Мултан, Султан... да хоть Бифштекс-с-Луком, если у тебя страсть к такой абракадабре. Придумывай себе хоть десятиэтажные клички, только скажи: почему ты вечно все усложняешь? Надо тебе ехать — для этого есть такси. Трудно свистнуть, что ли?
И я свистнул. Тут же подкатил потрепанный желтый «форд» — словно только что с какой-нибудь нью-йоркской улицы. И мешковатый небритый шофер — копия того угрюмого хмыря, что вез меня сегодня утром.
Вряд ли найдется на свете что-либо прозаичнее нью-йоркского такси с этаким водилой. Лицо Красвелла приобрело цвет равнин Истака, а сами зеленопламенные равнины затряслись, словно в неисправном телевизоре — так он старался загнать это такси в свои фантазии.
— Что за новые чары? Велико твое могущество, Нельпар! Воистину ты...
Он поперхнулся и полез в машину. Бедняга прямо дрожал от усилий удержаться в своей волшебной стране, нелегко ему было — я ведь прямо в нос ему совал реалии нашего здравого, хоть и бесцветного мира.
Мне даже жалко его стало, но жалей-не жалей, а единственный способ вытащить его упирающееся «я» назад в действительность — это дать ему развернуть всю свою фантазию, а потом окатить, как холодной водой, непобедимыми фактами.
Опасная это была мысль — для меня опасная.
Тысяча красвелловских локспанов кончилась кварталов через десять: может, ему просто не терпелось расстаться с несуразным для его мира средством передвижения. Он протянул бронзовую руку над плечом шофера:
— Смотри же — перед тобой оплот Змея!
Оплот подозрительно смахивал на гигантский свадебный торт, выпеченный Сальвадором Дали из ярко-красной пластмассы: десяток ярусов в полмили толщиной каждый, верхние уже нижних — и все это спиралью ввинчивается в желтое небо.
Такси въехало в широкую тень и затормозило у бездонной пропасти, окружавшей нижний слой торта. Поперечник этого бесподобного сооружения был не меньше двух миль. А может, и трех. Или четырех. Что нам, сновидцам, миля-другая?
Красвелл встрепенулся и поспешно выскочил из машины. Меня что-то вслед за ним не тянуло.
Шофер повернулся и буркнул:
— Полтора доллара.
Квадратная небритая челюсть, низкий лоб, грязнорыжие волосы из-под фуражки.
Я сказал:
— Больно много хочешь. Ехали-то всего ничего!
— Счетчик видишь? — процедил он, нависая над спинкой сиденья. — Или, может, ты такой непонятливый, так я объясню.
— Да чтоб ты провалился! — пожелал я от души.
Он и провалился. Вместе со своим «фордом» (бывали в моей жизни минуты, когда этого так не хватало!). Зеленый песок мигом сомкнулся.
Мой гладиатор только рот раскрыл.
— Извини, — сказал я ему, — видишь ли, и у меня бывают приступы эскапизма. Валяй дальше!
Красвелл пробормотал что-то невразумительное и зашагал к алой стене, в которой уже появлялась вертикальная щель. Через секунду вокруг нее наметились громадные ворота. Красвелл вскинул меч:
— Открывай, Гарор! Конец твой близок. Мултан и Нельпар пришли бросить вызов ужасам Твердыни и избавить мир от господства Змея! — Он загрохотал по воротам рукоятью меча.
— Ну что ты шумишь? — вмешался я. — Соседей разбудишь! Звонок для чего придуман?
Я нажал на услужливо возникшую кнопку, и ворота медленно растворились.
— Ты... ты был здесь?..
— Был как-то раз... когда напился до чертиков. — Я вежливо пропустил его вперед. — После вас, сэр!
За ним я и прошел в высокий гулкий тоннель со светящимися стенами. Ворота позади нас захлопнулись с громовым треском. Красвелл помедлил и как-то странно посмотрел на меня — нехорошим таким взглядом, трезвым... Рот у него перекосило от злобы, и было ясно, что злится он на меня, а не на Гарор со Змеем.
Я бы на его месте тоже не шибко радовался — кому охота, чтобы в твоих снах ошивался посторонний? Гордость — штука обидчивая, даже в подсознании. Ну а подсознание, как толковал мне Стив, есть функция всего мозга, а не какой-то части. Хозяйничая в придуманном Красвеллом мире, я оскорбил не только его фантазию, но весь мозг, все его представления о себе и вдобавок еще авторское самолюбие.
Пожалуй, в ту минуту он осознавал это не хуже меня.