Согласно представлениям режима, ожидаемый эффект ускорения могло дать участие в работах населения. С политической точки зрения оно было желательным, поскольку якобы укрепляло идентификацию отдельного гражданина с государством и его столицей, а также укрепляло единство народа, которому в годы правления Ульманиса присягали все чаще. Инициированные впервые в 1936 году и после повторявшиеся каждое лето общественные работы не давали, однако, впечатляющего прогресса на строительной площадке. Помимо ограниченного климатическими условиями строительного сезона (основной проблемы многих современных проектов в регионе), отчасти виной тому было и совпадение строительного и сельскохозяйственного сезонов: год от года следовало организовывать работы так, чтобы сельские жители могли выполнить предписанные наряды прежде, чем дома у них начиналась уборка урожая. Финансовым проблемам, встававшим в связи с проектированием площади Победы, личный трудовой вклад населения тоже не мог помочь. Поэтому приходилось уповать и на организованную специально для финансирования проекта лотерею. Последняя также была идеальна с практической стороны, поскольку давала ощущение личного участия каждому, кто не принимал непосредственного участия в работах, а мог только внести откуп[180]
.Латвийские архитекторы тоже подошли к проекту так, словно никто из них не мог уклониться от приглашения принять участие в упомянутом конкурсе. Впечатляющее число заявок — 44 — в любом случае позволяет заключить (главным образом потому, что среди них было много совместных проектов двух архитекторов), что большинство восприняли участие в конкурсе как своего рода патриотическую обязанность. Дополнительными стимулами были, очевидно, и продвижение по карьерной лестнице, которое могло обеспечить присуждение приза, и высокие премии, которыми, как обещалось, сопровождались три первых и три вторых места. Кроме того практически для каждого одобренного жюри проекта открывалась перспектива приобретения. То, что в конце концов это коснулось больше половины поданных заявок, сделало конкурс, с одной стороны, мероприятием дорогим, с другой же — как и предполагал Ульманис — событием, после которого не осталось недовольных.
Если же нашелся все же один, кто был разочарован, то разве что Карл Зале (1888–1942), автор скульптурного оформления открытого в 1935 году в Риге памятника Свободы, а также торжественно освященного годом позже Братского кладбища, символического места захоронения павших в Первую мировую войну и в последовавшую войну за независимость. Честолюбие, подвигшее Зале подготовить свой проект площади Победы, и его надежда получить заказ в результате вероятного нового этапа конкурса могли поддерживаться тем, что в современной прессе его проект изображался третьей знаменательной вехой латвийской архитектуры — после Братского кладбища и памятника Свободы. И о преображении пустыря в будущее «сердце города» говорилось неоднократно, поскольку площадь Победы оставалась пока единственным проектом авторитарного режима. Закладные камни обоих других памятников были установлены, напротив, еще в период парламентаризма, и в этом смысле площадь Победы по любой шкале ценностей тоже выходила на первое место. Не говоря уже о том, что смена политической системы в 1934 году в каком-то смысле ограничивала готовность Зале создавать новые памятники монументального искусства для Латвии. Однако шанс показать себя в третий раз на этом поприще решительно перечеркнул отзыв жюри конкурса, состав которого утверждал лично президент Ульманис.
Одну из трех первых премий жюри присудило заявке двух граждан Латвии, частично с немецкими корнями. Фридрих Карл Скуиньш (1890–1957) и Георг Дауге, который был младше на полтора десятилетия, предлагали несколько четче, чем большинство прочих участников, наглядное деление местности транспортной осью, которая на левом берегу должна была представлять некое подобие оси на правом, значительно более прямолинейной — оси, которую образовывали улица Калькю и бульвар Бривибас (бульвар Свободы).
Ил. 2. Модель проекта площади Победы, арх. Фридрих Скуиньш и Георг Дауге
Отгороженные от берега реки компактными общественными постройками, пятна стадиона и площадки для певческих фестивалей располагались, согласно этому проекту, в точности симметрично относительно разделяющей их посредине аллеи. В конце аллеи была предусмотрена башня высотой 60 метров, у которой могли завершаться праздничные шествия. Ее предлагалось использовать как место памяти героев народа, наверху же сооружения возможно было представить себе чашу для Огня победы.