Услышав про приемник, Каргин едва сдержался, чтобы тут же не рвануть на нетопленую дачу в Расторгуево. Но дело шло к концу рабочего дня. Они нервными рывками продвигались по бесконечной, как дни
«Хорошо, что ты про него вспомнил, – продолжила Ираида Порфирьевна, – отнесешь этот хлам на помойку. Зачем он мне его привез? И зачем я, дура, его взяла?» – с недоумением повернулась к Каргину.
«Чтобы
«Какого еще величия?» – с подозрением посмотрела на него Ираида Порфирьевна.
«Помнишь, так говорил фотограф в фильме», – нашелся Каргин, вспомнив, что этот фотограф изъяснялся в фильме исключительно матом. Скорее всего, он бы сказал: «Чтобы не
«Тоже смотрел эту мерзость?» – брезгливо поджала губы Ираида Порфирьевна.
«Как и ты, – пожал плечами Каргин, – купился на название».
«Я не купилась, – возразила Ираида Порфирьевна, – поздно мне покупаться на такие названия».
Понеслась смотреть, как ветер, усмехнулся про себя Каргин, да еще с… так называемым
Ираида Порфирьевна посмотрела на него с презрением.
Похоже, все вокруг – Р. Т., мать, Надя, президент, секретарша и далее по списку – читали его мысли, только Каргин не был обучен телепатии и, следовательно, был обречен выглядеть в чужих глазах вместилищем всех существующих пороков.
Неужели, в ужасе подумал он, вспомнив огромные следы на снегу под окнами дачи, приемник притащил… Снежный человек Посвинтер?
Все-таки в его фамилии определенно не хватало буквы «т», продолжил судорожные филологические изыскания Каргин. Фамилию
«Слушать приемник, – упавшим голосом произнес Каргин, хотя должен был сказать: „Смотреть «Интимные места»“, – никому не рано и никогда не поздно. Кто тебе его привез, мама?»
«Зиновий Карлович, друг папы, – ответила Ираида Порфирьевна. – Помнишь, они играли в карты? Не сам, конечно. Он умер позже отца. Странно, – на мгновение задумалась она, – он был такой пузатый, с синими венозными ногами, все время ел сало, кашлял, а дожил почти до ста лет…»
«Эти вещи вне логики, – заметил Каргин, – у тебя тоже есть шанс».
«Но я не ем сало», – возразила Ираида Порфирьевна.
«Зато интересуешься „Интимными местами“ и… кашляешь, потому что куришь», – заметил Каргин.
«Пошляк, – поморщилась Ираида Порфирьевна, полезла в сумку за папиросами, но, к счастью, не нашла. – Положишь мне в гроб пачку „Любительских“, – сказала она, – а лучше блок».
«Я пошутил», – спохватился Каргин, опасаясь, что мать обиженно замолчит.
«Пошлость – восьмой смертный грех, – продолжила ненужную тему Ираида Порфирьевна. – Она как… холодный жир на кастрюле, – привела бытовой, но, видимо, близкий ей пример. – Противно брать в руки, а отмывать… еще противнее».
«Но Зиновий Карлович, тем не менее, дожил до ста лет», – вернул
«В Калифорнии, – сказала Ираида Порфирьевна, – в доме дочери в Сан-Диего. Она там вышла замуж за мексиканца, торговавшего томатной пастой. Они жили на деньги Зиновия Карловича, а когда деньги кончились, мексиканец исчез, и она сдала отца в дом престарелых. Как я понимаю, вместе с приемником. Это была единственная вещь, с которой тот никак не хотел расставаться. Приемник до самого конца стоял на тумбочке в его комнате».
«Откуда ты знаешь? – удивился Каргин. – Может быть, на столе или на подоконнике?»
«Мне рассказал армянин, который привез из Америки приемник. Он ухаживал за стариком последние годы».
«Неужели… Жорка?» – изумился Каргин.