Вред любви очевиден

– Я поработаю тут… – хмурится Миша. – Раз свободное время… Так, кое-что в голову пришло…

– Да, хорошо, Мишенька, – отвечает шёлковая Машенька. – Конечно. О чём речь.

В голову Мише, однако, ничего не пришло и прийти не могло в таком состоянии. Он угрюмо перебирает бумажки, перечитывает, смотрит в окно. Срывается с места, бежит за Машей. Догнал на море уже.

– Маш! Ладно, чего там. Поехали… Ну, что ты.

Маша всхлипывает у него на груди.

– Я понимаю, ты думаешь, что я сумашайка. Нет, Миша, честно, нет. Я боюсь очень. Мне кажется, вот-вот что-то случится. Что-то нехорошее.

Миша отвечает как-то невпопад.

– Ты не думай, что я что-то демонстрирую… Я думал, может, пописать чего-нибудь, раз свободное время… Просто как-то стыдно ничего не делать здоровому мужику…

– Ты меня любишь. Это твоё дело.

– Понимаешь, зайка, мы, мужики, так уж устроены – счастье счастьем, а работа работой. То, что даёт блаженство, делом быть не может, это железно.

– Пожалуйста, не сердись на меня… Эти помидоры чёртовы на завтрак… Мне и в голову не пришло, что ты их не любишь. А я всегда ужасно расстраиваюсь, если делаю что-нибудь неправильно. Я должна жить с мыслью, какая я хорошая…

– Понятно – смеётся Миша. – Отличница Маша! Всё экзамены сдаёт…

Гуляли по Севастополю, веселились от молодости, хотя ничего особенно весёлого в Севастополе нынче нет.

– Эх, – вздохнул Миша, – когда же проснётся русский дух? Где она, богатырская сила?

– Проспится после пьянки и проснётся, – ответила Маша. – Слушай, мне бы это самое… в комнату для девочек, короче…

– А вон кафе какое-то. Пошли.

Маша направилась в уборную, а у Миши зазвонил мобильник. Когда она вышла, сразу поняла по его опрокинутому лицу – беда.

– Что, Миша, что?

Миша ответил не вдруг, промычал что-то.

– Авария. Там, в деревне. Лена, Даша в больнице… Чёрт, чёрт, чёрт!

Миша стукнул кулаком по старенькому столику бедного, советского ещё кафе, так что ёкнулись специи в стеклянных бочонках и салфетки в пластмассовом стаканчике.

Тут у Миши сознание стало работать с перебоями, как-то больше вспышками. Он всё бежал. Бежал к самолёту, бежал домой, бежал по коридору провинциальной больницы.

В глазах стояли картины катастроф: звон стекла, визг тормозов, крики, кровь на асфальте, недвижная детская рука, свисающая с носилок, накрытых простынёй или чем они там их накрывают. Миша стискивал зубы, мотал головой, пытаясь картинки эти прогнать.

Только у постели Даши пришёл в себя. Даша пострадала несмертельно – рука ушиблена и шишка на лбу, а Лена и совсем оказалась здоровёхонька.

Миша гладил Дашу по рукам, по лицу, целовал в щёчки.

– Доченька, ну как ты, ну что ты, дочура…

– Так мы же сзади сидели, Миша, – рассказывает Лена. – Она головой ударилась, и я головой, только я в просвет попала, между сиденьями… Ничего себе съездили за продуктами, да?

– Болит? Что-нибудь болит? С головой всё в порядке?

– Нет, уже не болит, – ответила Даша. – Бабушку жалко.

– Ты ложись, спи, тебе больше спать надо, – говорит Лена. – Всё теперь в порядке, теперь папа приехал…

Даша вцепилась папе в руку, смотрит серьёзными глазёнками.

Лена и Миша присели в больничном коридоре – бедном, но чистом и приличном коридоре провинциальной больницы. Лена обняла Мишу, заплакала.

– Они, скоты, уже в пятницу днём все пьяные… И этот гад на грузовике… Мама сразу, не приходя в сознание… И дядя Толя… А мы сзади…Что теперь делать, что делать…

Миша ласкает Лену, вздыхает горько и нежно.

– Что делать, Ленок. Пропало лето. Поживём в Москве, ничего. Главное, вы у меня живые.

– Да, да, – шепчет Лена. – А ты где был? Еле дозвонилась.

– А я за город поехал, к приятелю. Глушь, три часа выбирался. И не позвонить – там едва пробивает.

– Так в глазах и стоит, – качает головой Лена. – Так всё и стоит, не уходит.

Звонит Мишин телефон. Миша взглянул на дисплей, не ответил.

– Миша, телефон, – говорит Лена.

– Потом перезвоню, мне сейчас ни до чего…

– Да, – соглашается Лена. – Дом-то мамин продавать придётся.

– Продадим, – отвечает Миша. – Даше рентген делали?

– Да, конечно, Миша, тут врачи все хорошие. Хирург только запойный, но он вчера вышел как раз.

– Откуда вышел?

– Из запоя. Миша, как у нас люди страшно пьют всё-таки… Что это с нами?

– Интересно жить хотим, – слабо усмехается Миша. – Нам праздник подавай!

– Ага, праздник будет у парня – два трупа и тюряга впереди. Мишка, никогда пьяный за руль не садись! Лена трясёт Мишу за грудки. – Клянись! Дашей клянись!

– Хорошо, Лен, клянусь Дашей. Только не тряси меня, мне и так тошно.

Из больницы Дашу выписали через несколько дней. Семейство осторожно укладывалось в машину – Миша нёс Дашу на руках, хотя она сама могла ходить. Даша печально смотрела на закрытый домик.

– Скоро черника… Мама, может, останемся?

– Котик, я не могу одна. У меня сил не хватит.

– А с папой?

– Папе работать надо. Вот, может, через месяц, в августе, да, Миш?

– Может быть.

Миша какой-то сонный, заторможенный.

– Миш, а ты чего как спишь на ходу?

– Да так…