– Таню признали адекватной, – возразила Наталья, – отправили на зону, она там заразилась туберкулезом и умерла.
– Вам кажется, что Аня ведет себя, как Татьяна? – сообразила я.
– Какое-то время, да, я так думала, – подтвердила Монтини, – Нина вечно придиралась к Эдику, требовала от него внимания, сочувствия к своим выдуманным болячкам, упрекала его. Грымза, одним словом. Недели за две до смерти Нина напала на мужа с очередными претензиями. Эдик всегда молча «перепиливание» терпел, а тут не выдержал, резко высказался:
– Прекрати, устал слушать, какой я плохой. У меня после каждого скандала болит голова. Сначала немного, потом сильнее, а сейчас так заныла, что глаза закрываются. Если хочешь, чтобы меня инсульт хватил, то ты идешь по верному пути.
Наталья подошла ко мне, села рядом и обняла меня.
– Но потом мне в голову пришло, что Аня вовсе не похожа на Таню. Очень прошу, пойми, я не заполошная идиотка, которая способна обвинить невестку в смертных грехах потому, что та суп варит не как я. Я абсолютно нормальна. И то, что сейчас скажу, исключительно мои домыслы. Доказательств нет. Нина погибла, съев плюшку с кремом, которую привезла ты. Прости, Степашка, но плюшки никто, кроме Нины, тогда не ел, – протянула Наталья. – Витя в тот год лечился от язвы желудка, ему кашу варили вязкую. У остальных были свои причины булки не трогать.
Мне стало неудобно.
– А я все их притаскиваю. Ну почему ты давно не сказала: «Степанида, мы этого не едим»?
– Да как-то обижать гостью неприлично, – смутилась Монтини, – ты же хотела как лучше. Аня не глупа. Она все заранее просчитала. В случае с Ниной она, очевидно, рассудила так: если найдут яд в теле, то будут думать, в чем он был. Что ела только Нина? Булочки. Кто их привез? Степа. Но в тот раз прокатило. А вчера? Где оказалась отрава? В булочках. Кто их привез? Степа! Анна решила пойти тем же путем. Понимаешь?
Я кивнула. Наталья отодвинулась от меня.
– Проследи за моими дальнейшими размышлениями. В случае с Ниной можно подумать, что Аня копия Тани Листовой. Она решила защитить любимого от инсульта и убила его первую жену. Но чем вызвано стремление отправить к праотцам Витю? Он к брату хорошо относится, никогда с ним не ругается, если Зина совершает бреющие полеты на метле вокруг Эдика, осаживает бабу. Старший брат никогда не сделал и не сказал ничего плохого младшему. Зачем его жизни лишать?
– Непонятно, – согласилась я.
– Вот я и подумала, – пробормотала Наталья Марковна, – может, дело не в патологической любви Ани к Эдику? Невестка не копия Тани Листовой! Возможно, она за что-то просто ненавидела Нину и терпеть не может Витю? Мои сыновья, Нина, Зина, Полина Носова – это одна детская, потом подростковая компания, которая развалилась, когда ребята школу окончили. Носова раньше в Москве училась, потом ее мать вдруг перевела в школу-интернат, которая работала в Опенкине. Там в основном жили дети актеров, певцов, дипломатов, тех, кто по долгу службы постоянно бывает в разъездах и не хочет, чтобы дитятко с дурной компанией связалось. Заведение постоянного проживания. Интернат считался лучшим в районе, поэтому туда возило детей местное начальство. Конечно, много лет прошло, но кое-кто из жителей помнит, как цыганский табор сожгли. Можешь оказать мне услугу? Съезди в Опенкино. Там живет Круглова. Серафима Николаевна прежде работала директором интерната, потом выкупила заведение, оно ей теперь принадлежит. Сима человек со связями, она дружила с Овечкиными больше, чем я, определенно про Аню знает что-то такое, о чем никому не ведомо. И откуда в лесу близ Опенкина оказалась девочка из табора в ожогах? Овечкины ее нашли через день-два-три после того, как Комариха сгорела. Аня стопроцентно дочь кого-то из погибших. И она решила за смерть своих отомстить. При чем тут Витя и Нина? Не знаю. Но, думаю, Симе известно то, что никому не рассказывали. Почему я так решила? Серафима, когда Нину хоронили, тихо так на кладбище себе под нос пробурчала:
– Даже если что-то сделала в детстве по глупости, все на небесах записано и отплатятся тебе чужие слезы. А обиженным – награда.
А потом Аню обняла, к себе прижала. Я сделала вид, что ничего не слышала, но мысль в голове сверкнула: что-то Сима знает эдакое!
Степа, если не хочешь поговорить с Кругловой, я не обижусь. Понимаю, дело щекотливое, вдруг что-то ужасное выяснится. Но, если честно, мне очень страшно за свою семью. Если станет известно, что Аня ни при чем, она ни малейшего отношения к табору не имела, вот тогда я обращусь в полицию.
– Почему сейчас не вызвать профессионалов? – осведомилась я. – Рассказать им о своих подозрениях.
Монтини удивилась: