– Сейчас посмотрю, – Никлас достал записную книжку из бокового кармана куртки. – До конца года… Да, есть. 21 апреля на Александерплац пять кубоидов бездомным. Они тоже подвергались преследованию как асоциальные элементы. Потом, потом… 12 мая в память Хедвиг Ментцен, урождённой Кан, Ханнсдорфер Штрассе 8. Между прочим, её муж по нацистской классификации был арийцем, но имел несчастье умереть в 1917 году, то есть слишком рано, чтобы освободить женщину от депортации, несмотря даже на то, что она вышла из иудаизма. Ещё 23 сентября, в пятницу, два камня в память Георга Обста, Гиловер Штрассе 28 б, и Георга Исидора Друкера Херфуртштрассе 27. Последнего депортировали в Эстонию и убили просто за то, что еврей. А вот Обста… Обст находился в подполье и оказывал помощь социал-демократам, в частности, укрывал их. Но 7 февраля 1934 года гестапо накрыло его и привезло в свой штаб на Принц-Альбрехт-Штрассе, где он якобы выпрыгнул из окна четвёртого этажа. Разумеется, насмерть.
Возможно, до конца года появятся ещё некоторые имена. А вот на весну и лето 2017 года запланировано в районе Шёнеберг заложить 20 или более камней в память именно еврейских граждан. Закладывать во вторник 21 марта будет сам Демниг. На Иннсбрукер штрассе, 19 – Эльзе, Людвигу и Рут Майер, на Перельсплац, 10 – Мари Рабинович, а на Перельсплац, 15 – Магде Ашер, Розали и Морицу Пфайл. В общем, 12 человек. Ну вот ещё во Фриденау на Заарштрассе.
– Заарштрасе? – удивилась Кристина. – А номер?
– Номер 8.
– Так это же перед нашим домом! – вскрикнул Тим. – Ты можешь сказать точней, о ком речь?
– Могу, не секрет, – ответил удивлённый Никлас. – Момент… – он перелистал пару страниц, – вот! Будет выгравировано на пластинке:
«Здесь жила Августа Кон, год рождения 1872, депортирована 17.8.1942, Терезиенштадт, убита 31.8.1942»; «здесь жил Симон Кон, год рождения 1868, депортирован 17.8.1942, Терезиенштадт, убит 31.8.1942».
Тим растеряно посмотрел на Кристину:
– Убиты 31 августа 1942 года. Оба в этот день.
– Бабушка! У неё ведь… – выдохнула Кристина. Она многозначительно посмотрела на Тима.
В графстве Шаумбург-Липпе жребий брошен
Мысль что уезжать всё-таки придётся пришла Морицу Шёнфельду в его конюшне. Спортивных лошадей он не держал, продавал рабочих, но имел любимца, которого сохранял для себя. Это был серый жеребец Самсон. Сначала он заезжал его под седло для продажи, потом оставил и полюбил. Самсон четырёхлетка, вполне спортивный возраст, но Морицу дали понять: лошадь конфискуют для военных целей. Это было невыносимо, и он больше не думал, будто нацистский режим в стране ненадолго. Дело было даже не в двух арестах с побоями, которые он пережил. Напористость местных членов НСДАП, их всё возрастающая власть и наглость, беспринципность и угодливость населения говорили о нарастающей массовости движения. Слишком тяжёл был маховик, чтобы остановить его единичным сопротивлением, тем более со стороны евреев.
Заколебался и Пауль Адлер, но он всё ещё на что-то надеется, несмотря на почти полное разорение. Он заслуженный солдат Первой мировой, имеет ранение. «Мы переживём ситуацию, это только на время, она изменится», – повторяет он. Его не смущает даже то, что он побывал в Бухенвальде, правда, подержали и выпустили. Не заметил он и того, что арестованный 10 ноября в Ринтельне Исидор Брилл был там же и убит 3 декабря 1938 года.
Когда Пауль был заключённым в Бухенвальде, его жена Гертруд ночью навестила близкую подругу с просьбой о помощи. Конечно, не школьная подруга должна была помочь, а её муж, активный нацист Шульце-Нолле. С такими просьбами с пустыми руками не ходят. Никто не знает Шульце-Нолле, или местный нацистский лидер Эрих Буххольц, или даже, возможно, оба ходатайствовали об освобождении. Ясно лишь, что не за просто так. В конце концов Адлера и его сына Эриха выкликнули на линейке, отделили от группы, а затем, допросив для видимости, отпустили домой.
Однако благодарным за свою дальнейшую судьбу Пауль должен был быть не нацистским соседям, а своей надоедливой тёще Фанни Филиппсон, которая неутомимо побуждала его к эмиграции и, в конце концов, заставила добыть визовые документы для въезда в Америку. Подталкивали его и другие члены семьи.
Пока ещё дело до массового истребления евреев не дошло, ставка нацистских бонз делалась на скорейшее изгнание их из страны, тем более, что это приносило казне значительный доход. Уже 7 сентября 1936 года все активы, владельцами которых являлись евреи, вне зависимости от источника их происхождения обложены 25-процентным налогом.
В конце ноября 1938 года последовало распоряжение гестапо выпускать из концлагерей тех евреев, ветеранов Первой мировой, у кого имелись документы на выезд. Это и стало для Адлера главной причиной освобождения.