Времена Амирана (СИ)

На опушку леса вышла девочка. Она не была испугана и не походила на заблудившуюся. Она шла вприпрыжку, распевая что-то себе под нос. В руке у нее была корзинка — аккуратная такая корзинка, видно недавно сделанная. Корзинку очень гармонично дополняли красный чепец на хорошенькой головке и кружевной беленький фартучек поверх светло-голубого платья. Выглядывавшие из-под платья ножки были в полосатых гольфиках.

Короче — прелесть!

Девочка увидела Пафнутия, но не испугалась. Напротив, она все так же, вприпрыжку, пританцовывая, двинулась к нему. По мере ее приближения все виднее была очаровательная улыбка, очень шедшая к ее не менее очаровательной мордашке.

— Привет, — сказала девочка, остановившись рядом.

— Привет. — Отозвался Пафнутий.

— А чего ты не спросишь, что у меня в корзинке?

— А действительно, что у тебя в корзинке? — Не стал спорить Пафнутий.

Дух был не просто в хорошем настроении. Он был настроен игриво. Хорошо ли это? Ну-ну, посмотрим…

— У меня в корзинке пирожки. — Девочка замолчала и требовательно посмотрела на Пафнутия. — Ну?..

— Что?.. — Растерянно спросил Пафнутий. Правил этой игры он не знал.

— Что-что?! Ну, спроси меня, кому я их несу.

— А!.. Ну да! Прости. И кому же ты их несешь?

— Бабушке.

— Ах, ну да!.. Конечно, бабушке, кому же еще… Слушай, может, хватит?

Девочка засунула в рот пальчик и с интересом уставилась на Пафнутия.

— Дяденька, это вы про что?

— Да я про то, что довольно дурака-то валять. Пирожки, бабушка, понимаешь…

— Эх-х… — грустным, скрипучим каким-то, скорее бабушкиным, голосом протянула девочка. Она перевернула корзинку, причем оттуда почему-то не выпало ни одного пирожка.

Так я и думал, — сказал про себя Пафнутий, мысленно же вздохнув, — сплошная туфта!

Корзинка у девочки, тем временем, на землю становиться не желала, мешала толстая плетеная ручка. Девочка, досадливо крякнув, оторвала ее и бросила в сторону. Вот теперь корзинка годилась на то, чтобы стать скамеечкой, и девочка села, подперла кулачком свою хорошенькую щечку и уставилась на Пафнутия. Глаза у нее были большие, ярко-голубые и наивные-наивные.

— Жалко, что ты не поверил. — Сказала девочка. — Могли бы поиграть.

— Во что?

— Ну, как будто я маленькая девочка, иду себе темным лесом, несу пирожки бабушке, и вдру-у-уг…

— Что — вдруг?

— И вдруг мне навстречу выходит страшный сексуальный маньяк. Да еще с уклоном в педофилию.

— Это я, что ли? — Удивился Пафнутий.

— Ну, а кто же еще?

— А я разве похож?

— Ну, а то!.. Я тебя сразу, как увидел, тогда еще, так и подумал: вот — думаю, какие они. А то ведь ни разу не видел.

— Ну, извини, не получилась игра. Другой раз как-нибудь. Ты лучше скажи, работать будешь? Или опять силами меряться будем?

— Да я бы и рад, — ответствовал дух, по-прежнему сидя на корзинке и не меняя облика, хотя голос изменился и теперь очень странно звучал, вылетая из этих детских уст. — Хорошо бы померяться. Мне понравилось. Но не положено. Один раз разобрались, и все. А ты что, еще раз хочешь?

— Чего? Драться, что ли?

— Да нет, воскрешать кого-то. Обычно одного раза бывает за глаза. А ты — вишь, как разошелся!

— Я хочу, чтобы ты на сей раз воскресил лошадь.

— Лошадь? — Удивился дух. Лошади мне еще ни разу не попадались.

— А кто попадался? Кроме людей, я имею в виду…

— Однажды довелось мне воскресить любимую комнатную собачку. Одна дура уж так убивалась, так убивалась…

— Ну, и…

— Вот тебе и — ну!.. Загрызла ее эта собачка. А лошадь-то тебе зачем?

— Да это не мне, это тому, воскресшему.

— А-а, ну понятно! Что ж, может, и правильно. Может, если бы потом эту, загрызенную воскресить, так они бы с той собачкой — душа в душу!..

— А скажи мне, пожалуйста, — вдруг пришло на ум Пафнутию, — а что, тот, кто вот так воскрес, он что, становится неуязвим?

— Нет, уязвим. Его может убить такой же, как он.

— А больше никто?

— Больше — никто!..

— И в огне он не горит, и в воде — не тонет?

— Насчет воды — точно. А вот огонь огню розь, сам знаешь. В обычном огне он не сгорит и не оплавится. Пофигу ему это. А вот магический огонь — это, знаешь ли…

— Интересно. Ну, что? Приступим?

7

Урлаху было плохо. Во всех смыслах этого слова. Раскалывалась голова, страшно хотелось пить, а больше всего хотелось очутиться сейчас далеко-далеко отсюда, дома…

Очутиться дома, где старенькая заботливая мама, где добрая старая нянька Алевтина, нянчившая его с самого раннего детства, знавшая уйму сказок и тех слов, что могли утешить в случае любой беды. Дома ждал его любимый сад, и старый, ворчливый Губерт-садовник. Он, этот Губерт, уверяет, что происходит от гномов. И, правда, глядя на него, начинаешь в это верить. Они с Губертом собирались привить на яблоню сорта "Золотая Ледерландка" ветку с той яблони, что, вроде бы, привезена из страны Илии. Вот интересно, что получится?