Как хорошо там, и как же плохо ему сейчас тут! И никаким вином не удается залить тот жгучий стыд, который он испытывает при воспоминании о том, как он брел тогда, уходя прочь из того проклятого вестибюля. Он брел, и боялся оглянуться, чтобы не наткнуться на презрительные взгляды, которыми его наверняка провожали все собравшиеся там.
А все она! Эта любимая и ненавидимая Сердеция. Вот интересно, если бы это она вдруг умерла, что бы он тогда — горевал бы? Или радовался внезапно наступившему избавлению?..
Но она жива, и никуда от нее не деться. И все время ей чего-то нужно. И никак она не оставит его в покое! Вот и опять… Он тогда ушел и не видел, а оказывается, этот Геркуланий ожил. Удивительная история! Никогда о таком не слышал. Даже в сказках Алевтины, которых он столько в свое время переслушал, ни в одной из них про такое не было. Там, как и в жизни, уж если кто и умирал — так умирал. А тут…
Но это даже к лучшему. Не будет больше у Сердеции поводов мечтать о короне этой далекой и ненужной Эрогении. Но зато сейчас ей приспичило пригласить этого ожившего родственничка в гости. Это еще зачем? Но разве ей откажешь?
***
Будучи все это время занят лечением своих душевных болей, Урлах как-то выпал из окружавшей его действительности. Об оживлении Геркулания он узнал только что со слов своей очаровательной супруги, пробудившей его с помощью двух ведер ледяной воды, а затем заставившей переодеться и идти искать, найти и пригласить того, над чьим трупом он недавно пытался столь неуклюже заявить о своих правах на его же престол.
И где его искать? Сердеция сказала, что он вроде бы бродит по всему дворцу. Интересно, зачем? И, кстати, если он ожил, то почему не играют свадьбу? Ведь, кажется, собирались же…
Урлах брел по пространству царского чертога, стараясь не столько найти этого самого Геркулания, сколько избежать встреч с собратьями по профессии и вообще знакомыми. Даже своих подданных он старался обходить подальше. Благо размеры дворца это позволяли.
***
Долго патриарх Онуфрий пребывал в тягостном и бесплодном раздумье. Ставка на Шварцебаппера была проиграна, святотатственное деяние свершилось. Стены этого дома были осквернены черной магией, и надо было бы уходить отсюда поскорее, но и так просто оставлять это было нельзя. Не в духе это было Единой Правоверной церкви, и не пристало его главе поджавши хвост убегать, оставляя поле сражения за Врагом и его прислужниками. Надо было что-то делать. Но что можно сделать с пришедшим с той стороны? С тем, кто восстал из могилы? Обычными средствами его туда не загонишь. Уже имели возможность видеть и убедиться в этом. Остается одно: есть у лекарей такое — подобное лечить подобным. И никуда не деться. То, что выгнало Геркулания с того света, должно помочь загнать его обратно.
Да, придется, — думал тяжкую думу Онуфрий, — недаром все же достигших высших степеней посвящения обучают некоторым святотатственным тайнам. В конце концов, Единый был всегда, и когда люди еще не познали свет Истины, и тогда были и жизнь, и смерть, и то, куда уходят после смерти. И люди как-то научились управляться с этим. От этих древних знаний и питается нынешняя магия. И, если ничего другого не остается, придется прибегнуть к этому, запретному, но, дай Единый, действенному средству. Дай, и прости нас, грешных. Не корысти мы ради прибегаем к тому, что проклинаем сами, и с чем боремся по мере наших скромных сил. Ради самого же Геркулания — легко ли ему сейчас? А его невесте — легко ли, радостно ли лицезреть его таким, каким он предстал перед нею? А всем прочим?
Нет, туда его! В ту тьму, из которой он вышел, неся ее в себе. Не место этой тьме здесь, в царстве света.
***
Анфилады открытых пространств, где, честно говоря, было гораздо вероятнее наткнуться на Геркулания, отвращали Урлаха. Там можно было наткнуться не только на Эрогенского короля. А других встреч, как уже было сказано, Урлаху категорически не хотелось. Тем более — сейчас, с помятой мордой и, как он небезосновательно подозревал, запахом изо рта.
А, поскольку, искать было все равно где, то Урлах отворил неприметную дверь в стене и, обнаружив, что там не комната, а коридор, вступил на порог и погрузился в темные недра дворца.
В конце-концов, почему бы Геркуланию и не оказаться здесь? — Убеждал себя Урлах. — Вот я же здесь. И если бы кто-нибудь искал меня, то нашел бы именно тут.
Никто его, правда, не искал, и уж тем более Геркуланий. Геркуланий сейчас возвращался с конной прогулки, которая ему очень понравилась. Тело, привыкшее за долгие годы практики к верховой езде, само все вспомнило. Лошадь на сей раз вела себя замечательно, и у него не возникало к ней никого чувства брезгливости, никакого отвращения. Другие лошади, правда, шарахались от нее хуже чем от волков, но это прошло вне поля зрения и внимания Геркулания, а если бы даже он это и увидел, то, скорее всего, ему было бы на это наплевать. Ратомир, наконец, показал ему море. Геркуланий по грудь вошел в воду. Странное ощущение… Никаких струн в душе это не затронуло, и они вернулись назад.