Времена Амирана (СИ)

— Я сделал все, что мог. — Глухим голосом проговорил Пафнутий, глядя мимо Ратомира, стоящего напротив, глядя куда-то в стену и не видя ее. — Я вызвал могущественного духа. Я заставил его… Я сражался с ним, и он признал себя побежденным. Он сделал это. Он вдохнул жизнь в мертвое тело. И я ни в чем не ошибся. Я делал все так, как записано было у моего учителя. Ритуал был проведен правильно. Иначе дух просто не явился бы. И я не знал… — он запнулся, не зная, что еще добавить в свое оправдание, — не знал, что в результате будет так.

— Ну, и что же теперь? Что же дальше? — Ох, какой голос! Бьет по голове, как молотком, словно гвозди заколачивает. — Оставлять все в таком виде, как сейчас, нельзя. Необходимо что-то делать. Какие у тебя будут предложения?

— Не знаю. Я, правда, не знаю. Надо подумать.

— У тебя было время подумать. Или ты думал о чем-то другом?

— Он ждал, что его наградят. — Это, наконец, подала голос Принципия, доселе сидевшая молча.

— Слушай меня внимательно, маг! — Голос Ратомира сделался торжественным, словно он зачитывал не подлежащий обжалованью приговор. — Ты думал, что то, что произошло, это наша проблема. Ты ошибался, это не только наша, но и твоя проблема. И если ее не решить, ты знаешь, что мы сделаем?..

— Что? Отдадите на съедение воскресшему?

— Нет. Можно было бы, но зачем? Тем более, что я пытаюсь отучить его от человеческой крови. Достаточно ему животных. Тебя мы прогоним. Иди себе… Но вот с магией будет покончено. Совсем и окончательно! Навсегда!

— Это невозможно! — Вскричал Пафнутий. — Магия есть. Нельзя запретить то, что есть!

— Можно, дорогой. Вот скажи, ты же знаешь, что есть такое вещество, называемое "порох"?

— Есть такое. Я даже знаю, как его сделать.

— Вот то-то, оно есть. Изобретено давным-давно. Но тогда же собрались правители тогдашних царств и решили накрепко: никогда оно не должно применяться. А если кто применит его в войне, тот будет уничтожен всем остальным миром, и не будет ему пощады. Ну, и что? Столетия прошли, а запрет действует. Ты слышал, чтобы кто-нибудь применял это проклятое зелье? Даже проигрывая войну никто никогда не решился на такое. То же будет и с твоей магией. Не дай Единый, кто-нибудь, да хоть ты, хоть еще кто-то вздумает применить магическое воздействие — его смерть будет неизбежна и мучительна! Подумай об этом. У Амирана достаточно сил и авторитета, чтобы такое решение было принято. А будучи принято, оно будет действовать, уж будь уверен, как и с порохом.

Ратомир замолчал, давая возможность Пафнутию подумать над сказанным. Потом продолжил:

— Так что думай. Думай здесь и сейчас. Думай, что можно сделать. И если получится все так, как оно должно было получиться, то тогда — наоборот! Магия станет во главе всего прогрессивного человечества. А ты — во главе магии. Во всяком случае, тут, в Амиране. А это, поверь, немало. Думай, Пафнутий, думай!

3

Бенедикт был хмур. Хмур и озабочен. И вообще он сильно сдал за последние дни. Уж от кого-кого, а от Куртифляса не могли укрыться ни осунувшееся, посеревшее лицо, ни набрякшие веки, одно из которых — над левым глазом, еще и подергивалось, вдобавок ко всему. Это подергивание досаждало Бенедикту, мешало ему, и он пытался как-то унять его, прижимая указательным пальцем. Не помогало.

Как он вырос. — Думал про сына Бенедикт. — Повзрослел. Сразу и вдруг. Как он этого… Молодец!

Куртифляс и Бенедикт были одни в кабинете. Куртифляс подробно рассказывал своему царственному патрону о том, что слышал, прячась в шкафу.

Там, в комнате Пафнутия, он выслушал все, до конца. Высидел, вытерпел, а потом, дождавшись ухода визитеров и выйдя на волю, велел еще раз этому магу, чтобы он, во-первых, молчал о его присутствии, а во-вторых, чтобы делал все, о чем они тут только что договорились. Выходя из комнаты, он велел молчать об этом визите и гвардейцам, стоявшим возле двери. Скорее всего, они и так бы молчали — кому нужны неприятности? Но лучше всегда подстраховаться.

***

— Значит, вот так, да? — Проговорил задумчиво Бенедикт. — Тайком? А я, что же…

— А ты бы отпустил? — Спросил Куртифляс, внимательно глядя в глаза собеседнику.

— Не знаю.

— И он не знает. Что же ему делать? Пойти на прямое нарушение запрета? Или плюнуть, и оставить все, как есть? Ты себя-то вспомни в его возрасте.

— Да-а… — почесал затылок Бенедикт, и невольно улыбнулся. Должно быть, и в самом деле вспомнил. — Значит, к этому, к учителю… Которого они даже не знают, где искать.

— Ну, я же говорил, — напомнил Куртифляс, — там, у этого Пафнутия, должно быть письмо от его приятеля. Там указан адрес…

— Всего лишь приятеля! — Перебил его Бенедикт. — Помню я все. Я тебя слушал достаточно внимательно. Адрес приятеля, а знает ли этот приятель, куда подался учитель, это еще вопрос.

— Вопрос. — Согласился Куртифляс. — Но ответить на него можно только найдя этого приятеля.

— Но я не понимаю, — взорвался Бенедикт, — почему, ну, почему нельзя отправить к этому приятелю отряд стражи?! Взять его, вытрясти из него все, а потом взять и этого учителя? Да шкуру с него спустить, если не захочет по-доброму…