Времена года

– Я не знаю, что вам ответить. – Он с интересом и одновременно с какой-то легкой неприязнью смотрел на дядю Витю. – Каждый вправе думать, как он хочет…

– Знаешь, все это жутко интересно, но надо сказать, совершенно бесцельно… Очень жаль, что у нас сегодня такой повод для встречи.

Вадим почувствовал, что его обманули – это должна была быть его фраза. Не он затеял разговор и прыгает с темы на тему. Нужно было самому прекращать его раньше. Ему хотелось что-то возразить, исправить ситуацию, чтобы не казаться сейчас себе таким глупым, но дядя Витя продолжил.

– Был, кстати, такой писатель Марсель Пруст, от имени которого частенько любит говорить один небезызвестный Владимир Владимирович… убежденный атеист, между прочим.

– Простите, я вас перебью: вам он, нравится?

– Кто, Пруст или Владимир Владимирович?

– Владимир Владимирович.

– Да, нравится.

– Потому что атеист?

– Нет, это не критерий для меня, да и вообще совсем ни при чем.

– Тогда почему? Потому что он умный?

– Ну, а где ты видел глупых евреев? Еврея-дурака может определить только другой еврей. Для остальных национальностей все евреи умны без исключения. Мне он нравится тем, что корректен, честен, не ханжа и не трус

– Ладно, я понял. Так что конкретно он говорит от имени Пруста?

– Он спрашивает своих гостей, что бы они сказали богу, если бы вдруг предстали перед ним.

– Да-да, знаю. А что бы вы, например, сказали ему?

– Я бы сам ему задал вопрос.

– Какой?

– Господи, зачем это все?

– И как вы думаете, что бы он вам ответил?

– Ничего… Я боюсь, его просто не существует.

– Ну, ведь и вы б тогда ничего у него не спросили

– Так, а я тебе о чем

Дядя Витя развел руками, как бы показывая, что больше тут добавить нечего. Он взял бутылку водки, налил себе и Вадику, поставил бутылку обратно на стол и приподнял рюмку.

– Не чокаясь, – сказал он. И не дожидаясь какой-либо реакции от своего собеседника, быстро выпил.

Вадик последовал его примеру. Он чувствовал, как алкоголь обволакивает его мысли или как будто погружает их в легкий туман, в котором растворяется нервное напряжение последних дней. Кажется, что все в нем может утонуть, стереться, потерять свое значение, и тогда останутся только абстрактные вещи высшего порядка, тонкие материи духовного поиска. Он повернулся к жене и попросил ее передать салат с курицей.

VIII