Очутившись внутри, он обнаружил, что и здесь, в общем-то, также особых перемен не произошло. Поменялся разве что мужчина за прилавком, впрочем, полностью сохранив на лице недовольный вид своего тогдашнего предшественника. Игорь подошел к стойке, взял себе двести грамм Белого Сурожа, минеральную воду и прошел за столик во второй зал. Людей еще мало, но время пока раннее. После шести вечера уже, скорее всего, не останется свободных мест. Во всяком случае, раньше так было всегда. Тогда Игорю нравилось сюда приходить. Тут собирался какой-то особый контингент, довольно разный по составу, но органично вписывающийся в контекст. В основном, культурные выпивающие люди среднего возраста, выпускники факультетов естественных наук и филологи, не спешащие домой сотрудники близлежащих офисов и учреждений, а также просто любители вина и невысоких цен. Захаживали сюда и робкие пожилые джентльмены со своими дамами, большинство из которых имели слегка смущенный вид чистоплотной бедности. Как бы там ни было, люди в винных подвалах совершенно точно отличаются от тех же людей в пиво-водочных заведениях, хотя, безусловно, и среди них есть много универсалов, искусно меняющих векторы своего алкогольного опьянения.
Игорь сделал глоток. Вино имело приятный терпкий, чуть пробковый вкус. Он вспомнил, что в последний раз пил портвейн несколько лет назад. Оказывается, так давно. Время летит все-таки очень быстро, и часто это замечаешь только по каким-то с виду незначительным ориентирам, полумоментам, из которых состоят дни, недели и годы. Еще один глоток. Вино согревало внутри и, как всегда, давало ощущение комфорта. Он почувствовал, что очень близок к состоянию легкой, контролируемой грусти. Нужно было лишь немного отпустить мысли, и в нем начнет появляться уже утраченная иллюзия сопричастности с местом, где он находится, всем городом и, в первую очередь, самим собой, некогда бывшим его жителем. Это как смотреть на свою старую фотографию, запечатлевшую тебя, каким ты уже никогда не будешь, и на которой ты всегда счастливее, чем есть сейчас.
Стрелки на часах показывали уже почти пятнадцать минут шестого. Самое начало вечера. Игорь не был уставшим или сонным, поэтому и возвращаться в гостиницу смысла не видел, да и не хотелось совсем. Машинально достав из кармана телефон, он начал просматривать контакты. На самом деле, ему и так было прекрасно известно, кому можно позвонить, и делал он это скорее из неуверенности, стоит ли: изначально ведь не планировал с кем-либо встречаться – хотел просто приехать в город по своим делам и через день-два благополучно уехать. Но так уже не вышло – он оказался на похоронах старого товарища, видел Андрея и его сестру. Это не выбило из колеи, конечно, но на время как бы немного оглушило, перепутало все ощущения. Теперь уже, наверное, не получится сделать вид, будто ничего его тут совсем не касается.
Он сидел за небольшим круглым столиком в теплом уютном подвальчике и пил крепкое вино. Прошло ведь совсем немного времени с момента его приезда, а кажется, что кладбище и то, что было утром, осталось уже далеко позади. И вот только сейчас вспомнив об этом, Игорь ощутил, как выпитое за сегодня начало перемешиваться в голове с сегодня прожитым: темно-серый асфальт дороги, похороны, люди в черном трауре, холод, гостиница, коньяк и бутерброды, обувной магазин, знакомые улицы, белый портвейн, все так и не так как прежде. Мысли шли стройным порядком, в них не было сумбура. Каждое чувство и даже его мельчайший оттенок казались понятными. Всему так легко подобрать точный эпитет, четкое и емкое определение. Конкретно в эту минуту не хватало, пожалуй, только одного – возможности озвучивать свои мысли – им необходим был адресат. Он еще раз посмотрел в телефон, несколько секунд повертел его в руке, и уже не сомневаясь, набрал нужный ему номер.
VI
Две остановки Андрей прошел пешком и только на третьей решил подождать какой-нибудь транспорт. От быстрой ходьбы ему было даже немного жарко, и он расстегнул ворот куртки. Рядом стояли несколько молодых людей. Андрей посмотрел на них – подростки, лет по шестнадцать-семнадцать, наверное. Они о чем-то разговаривали, смеялись и курили. Он видел и слышал их как будто через мембрану – в приглушенном свете, совсем неотчетливо, и ему естественным образом казалось, что они воспринимают его так же, находясь по другую сторону замутненной пленки. Можно было смотреть на них бесконечно долго, совершенно не разбирая того, о чем они говорят, не понимая их жестов и мимику, будучи абсолютно уверенным, что для всех ты такой же нечитаемый, неразборчивый и плохо различимый предмет неопределенной субстанции. Все живые и неживые существа стали непересекающимися параллельными линиями, пребывающими каждая в своей недосягаемости.