Времена года

Открывает дверь кухни и останавливается на пороге. В нос ударяет запах еды, глаза с трудом привыкают к полутьме.

Вероника сидит на низком стульчике около плиты, как раз напротив двери. Руки ее мирно покоятся на коленях. Вот она наклоняется вперед, кротким, удивленным взглядом смотрит на стоящего на пороге мужчину. Она сидит на стуле так же, как сидела всегда. Наверное, все это время сидела и до самого вечера смотрела на обшарпанную деревянную дверь, через которую на рассвете ушел ее Петер на фронт.

Глаза Петера постепенно привыкают к царящему на кухне полумраку. Он смотрит на жену.

Проходит всего одна минута. А может, и того меньше.

Душа его раздавлена грузом воспоминаний. Ранним утром год назад он впервые понял, что для него все потеряно. В розовых лучах зари на постели лежала Вероника. Она была сонная и теплая. А на столе повестка. Теперь все это позади, в одной общей куче воспоминаний. Буйные выходки в молодости, первый неловкий поцелуй под церковным колоколом, скромная свадьба и ужасное бегство под пулями и минами...

Все слилось воедино. Может быть, он и домой-то пришел, чтобы пережить всю свою жизнь заново.

Петер переступает с ноги на ногу.

Вероника смотрит на него, смотрит на темную фигуру в пролете двери. Тень вошедшего протянулась через кухню до самой стены.

Сначала она узнает очертания фигуры мужа и только потом угловатые черты лица.

Наконец до нее доходит... В лице ее что-то дрогнуло. Равнодушный взгляд смягчился, в глазах мелькнуло удивленное смущение. Она хочет встать с места и не может. Не понимает, что случилось с ногами, ведь они всегда ее слушались.

Трепетное, стыдливое молчание нарушается хриплым возгласом:

— Вероника!..

Вероника вскакивает и тут же падает на грудь мужу.

Крепко прижавшись друг к другу, они долго стоят у двери.

Оба молчат. Молчат и слушают тишину.

Муж осторожно гладит густые волосы жены, касается ее спины, плеч, груди. Вероника молча отдается ласке. Она счастлива. Ее кожа сладостной дрожью отвечает на прикосновение его рук. Она тихо плачет.

Проходят минуты, Петер разжимает руки. Вероника бежит к плите, из-под крышки кастрюли вырывается пар. Склоняется над кастрюлей, лицо обдает горячим паром, но она этого не замечает.

Вероника боится. Ее страшат и узкие полоски врывающегося в окно света, и полка у рукомойника, и горячий взгляд мужа.

Она подбегает к двери, закрывает ее, прислоняется к ней спиной. Может быть, у нее мелькает безумная мысль, что Петер снова может уйти на фронт.

— Сейчас я сделаю тебе яичницу... потом сбегаю к Аннуш за вином, — говорит она дрожащим голосом.

Взгляд ее падает на ноги мужа, на его грязные стоптанные башмаки, в которых он неуклюже топчется но кухне.

Петер молча кивает головой. Его движения неторопливы, он как бы заново узнает окружающие предметы. Он ходит по кухне, потом ложится на лавку у окна, заложив под голову руки. Он доволен, так как все нашел таким же, каким оставил год назад.

Петер ждет, когда в окно постучат соседи. Напрасное ожидание. Почему-то никто не приходит.

Он смотрит на потолочную балку, она и в прошлом году была такой же. Неужели все осталось таким же, как год назад, когда он ушел из дому? И Вероника? И два хольда каменистой земли? И родственники в Халапе? И старые надежды? И жалобы соседей? И длинные вечера у топящейся печи?

Он лежит на лавке и не знает, что ему теперь надо делать. А в действительности ему хочется запрыгать от радости, ощупать стены, обежать вокруг дома. И больше всего ему хочется обнять Веронику и целовать, целовать...

Но все вокруг кажется каким-то пустым, чужим и ненужным.

Целый год он жил рядом со смертью и грустил по дому. Он привык к этому, а здесь все ему кажется непривычным.

Вероника разбивает яйца, кладет на сковородку смалец, потихоньку, словно боится, как бы муж не заметил, с нежностью посматривает на него, ласкает взглядом.

Потом она перестает возиться у плиты и ждет, когда муж отвернется в сторону. Вот она легко подбегает к мужу, наклоняется над ним, целует в губы и тут же отходит. И снова стоит у плиты, не смея обернуться.

Таким же неловким был и их первый поцелуй.

Вероника с радостью хозяйничает, достает посуду, соль.

Петер поворачивается на бок, смотрит на жену. На ней пестрая голубая юбка, из-под подола выглядывают стройные белые ноги, движется она неловко и смущенно. Петер ласкает ее взглядом, ласкает нежно и осторожно, словно боится, что неосторожным взглядом может сломать свое счастье.

Чуть позже она садится на лавку, выглядывает в окно. Улица пуста.

— Немцы ушли? — спрашивает он.

Вероника перестает взбивать яйца.

— Ушли. Да и венгры, которые с ними, тоже.

— Когда?

— Вчера вечером.

Петер не смотрит на нее, лишь впитывает в себя звук ее голоса.

— Хорошо. Значит, теперь придут русские.

Вероника ставит сковородку на плиту, а сама подсаживается к мужу на лавку, обнимает Петера, уткнувшись лицом в плечо.

Петер обнимает жену рукой, чувствует, как она дрожит, а на шею ему падает ее слеза.

Вероника тихо всхлипывает.

— Отвык ты от меня?

Петер смотрит на жену и неожиданно говорит:

— Отвык.