Времена года. Ich will (Однажды в Гейдельберге) (СИ)

— Да, из-за того, что я — гей, — договорил Тони. — Я, кстати, тоже из этого города. Но уехал уже несколько лет назад. Гражданство получил недавно. Как раз перед тем, как с Алексом познакомиться.

Ирина тяжко вздохнула.

Алекс тем временем пошел в гостиную. Владислав сидел там в кресле, уставившись в телевизор.

— Папа, я бы хотел отметить нашу свадьбу. С тобой и с мамой.

Владислав встал.

— И что, ты его действительно любишь?!

В голосе отца было столько отчаяния, что у Алекса сжалось сердце. Он ответил, глядя прямо в глаза:

— Да, папа. Люблю.

— Но это же дикость!

Алекс только пожал плечами.

***

Владислав грузно и очень устало опустился на стул за обеденным столом. Все пережитое навалилось на него. То, что никто не шутил и не собирался им манипулировать или обманывать его насчет попытки самоубийства сына, его подкосило.

— Я не хочу, чтоб ты умер, — тихо сказал он.

Алекс глянул на отца и ничего не ответил. Взял бутылку с вином и отнес ее на кухню, чтоб положить в морозилку.

Пришла Ирина, принесла бокалы. А Тони поставил тарелки на стол.

Владислав глянул на своего нового родственника. На его руку, когда Тони поставил перед ним тарелку. На безымянном пальце правой руки заметил обручальное кольцо. Очень простое — тоненький золотой ободок.

— В Германии тоже на правой руке кольцо носят? — почему-то спросил он.

— Кто как, — ответил Тони. — Мы надели так, как это принято в Украине. Привыкли.

========== Часть II. У меня нет сына ==========

Алекс писал портрет Тони в свободное время, когда он не работал над тем, что можно было бы продать. Он скрывал от любимого то, что делает. Но однажды, когда картина была почти готова, Алекс не успел спрятать ее от мужа. Тони увидел портрет и обомлел.

— Ал… Это… Это искусство…

— Это не для продажи! Это личное! — Алекс аж затрясся. — Я не переживу, если это кто-то купит и повесит у себя!

— Хорошо, хорошо, любимый. Я понял. Как ты назвал работу?

Алекс долго молчал. Потом, стесняясь, ответил:

— «Лицо и сердце».

— Это из индейской поэзии?

— Да. Твое лицо и мое сердце.

Тони обнял его и прижал к себе.

— Ну хоть дома повесишь?

— Я подумаю, — буркнул Алекс.

***

Тони на удивление много общался с Ириной. Он рассказывал ей об Алексе, о его работах. Однажды она, слушая его очередной то ли доклад, то ли отчет, тихо спросила:

— Антон?

— Да?

— Тоша… Можно мне тебя так называть? — она заметила, как Тони дернулся, будто от удара током. — Ты мне столько про Лешу рассказываешь, горишь им. Но ничего не говоришь о себе. У меня постоянно чувство, что ты хочешь мне что-то сказать, но не говоришь. Что с тобой?

— Я… — Тони почувствовал, что сейчас заплачет.

Нет, Алекс тоже звал его Тошей, но это было не то. Услышав свое сокращенное имя от матери его любимого, от женщины, которая по традиции становилась очень близкой родственницей семейной пары, он не выдержал.

— Почему вы меня так назвали? Зачем?

— Потому что у меня теперь два сына, — тихо ответила Ирина.

И увидела, что Тони задрожал. Лицо его исказила давняя боль, которую он так тщательно прятал от всех.

— Тоша, что с тобой происходит? Я же вижу. О чем ты хочешь мне рассказать?

Тони, чувствуя, что не выдерживает и слезы начинают течь у него из глаз, очень тихо спросил в ответ:

— Я могу… Я могу называть вас мамой? Я не смогу этого сказать при Алексе или при ком-то еще, но можно мне хотя бы изредка так вас называть наедине?

Он не выдержал, закрыл лицо руками и разрыдался.

— Господи, — прошептала Ирина. — Так вот в чем дело… Можно. Можно, сынок.

Тони разрыдался пуще прежнего.

— И-извините меня… Я… Я не могу сдержаться…

— Все в порядке, Тоша. Я понимаю.

— С-спа-спасибо, — аж начал заикаться он. — Спасибо… — он очень долго молчал, а потом шепнул еле слышно: — Мама…

Ирина очень жалела, что они говорили по скайпу и она не могла его сейчас обнять. Смотреть на то, как мужчина, прошедший огонь и воду, всегда невозмутимый, воплощение спокойствия и достоинства, плачет и не может остановиться, было безумно больно.

— Как ее зовут? И адрес? Скажешь?

— З-зачем?

— Я хочу посмотреть на свою родственницу. И поговорить с ней.

Тони назвал адрес и имя.

***

Ирина решила найти эту женщину. Спустя неделю она застала ее дома.

— Дарья Петровна?

— Да. Кто это? — спросили ее через дверь.

— Меня зовут Ирина Алексеевна. Я знакомая вашего сына.

— У меня нет сына.

— Неправда. Есть. Я — мать Алексея, супруга вашего сына Антона. И ваша родственница теперь.

Послышался щелчок замка. Дверь открыла полная женщина, немного похожая на Тони, старше Ирины и выше нее ростом. Но ей недоставало его доброты и внутренней силы. Дарья скривилась.

— Какого еще «супруга»? Что за дичь?

— По немецким законам никакая не «дичь», — возразила ей Ирина. — Вы разрешите мне войти? Я не задержу вас надолго. Но посмотреть на мать моего второго сына я хочу.