Дарья смотрела на хрупкую, маленькую женщину. Русые волосы были уложены в аккуратную прическу, тонкие черты лица — едва тронуты макияжем. Одета Ирина была со вкусом, в достаточно дорогую одежду. И речь ее указывала на то, что женщина не только не бедствует, но еще и весьма умна и образованна. Она почувствовала себя рядом с ней неуклюжей, неухоженной и глупой. Смутилась. Махнула рукой, пропуская Ирину войти.
Они прошли на кухню.
— Я могу присесть? — вежливо спросила Ирина.
— Садитесь, — пожала плечами Дарья. — Чаю?
— Не откажусь.
— К чаю у меня ничего нет. Не ждала гостей, — усмехнулась Дарья.
— У меня есть, — ответила Ирина и поставила на стол небольшую коробочку с дорогими сладостями из кондитерской в центре.
Она специально покупала именно такие — дорогие. И оделась лучше, чем обычно. О том, как произвести впечатление на людей, она знала очень хорошо. А то, как у Тони тряслись руки и дрожал голос, когда он иногда произносил слово, которое давным-давно отучился говорить даже в мыслях, как он однажды признался ей, шокировало Ирину. И почему Тони так трясся над Алексом, ей тоже стало понятнее. Видя в нем себя, он изо всех сил старался защитить хотя бы его и чувствовал себя счастливым, что смог уберечь его от гибели и от кошмара, через который прошел сам. Он словно и себя исцелял заботой о нем.
— Второй сын, вот как? — язвительно сказала Дарья. — Надо же, как трогательно. Пригрелся, змееныш.
Ирина вздрогнула.
— Выродок, — продолжила Дарья. — Папаша алкашом был, а этот — пидор.
Она говорила о Тони с таким отвращением, что Ирина чувствовала, как закипает от злости. Но пока она решила свои чувства не показывать.
— Оно.
Дарья грохнула чайником о плиту.
— Мама, все в порядке?
В кухню заглянула женщина. Она чем-то напоминала Тони. Как и мать, она была уже полной, несмотря на то, что ей было слегка за тридцать на вид.
— Да, Поля, все хорошо. Знакомая тут зашла.
Полина смерила Ирину тяжелым взглядом. Ничего не спросив, повернулась и вышла из кухни.
— Ну хоть дочка нормальная, а не как этот урод, — прокомментировала Дарья. — С мужем-кретином наконец развелась. Теперь живем вдвоем. Как в старые добрые времена, — мечтательно улыбнулась она. — Вечно с наукой своей носился. Вместо того, чтоб пойти, как все нормальные мужики, работать, мне помочь, оно ходило в стоптанных кроссовках и штаны до дыр в библиотеках просиживало. Грамотей выискался. Наверняка, подстелился под профессора, шлюшка мелкая, чтоб позорно удрать, а меня бросить. Скотина неблагодарная.
Ирина, окаменев, слушала этот поток сознания. Согласно кивала. Кажется, даже умудрялась изобразить, что заинтересованно и сочувственно внимает речам Дарьи. Впрочем, слушала она действительно внимательно.
Дарья тем временем бросила по пакетику чая в чашки и плеснула в каждую кипятка.
Ирина открыла коробочку. Заметила, как Дарья жадно заглянула в нее. Видимо, женщина не могла себе позволить купить такое. Квартира достатком не блистала.
Допив чай и впихнув в себя одно маленькое пирожное, Ирина сказала:
— Спасибо, что уделили мне время и внимание, Дарья Петровна.
Положила на стол две визитки.
— Вот визитка моя и моего мужа. Если захотите поддерживать с нами отношения — звоните. Мы будем вам рады.
Ирина с трудом дошла до дому. Ее вывернуло от услышанного. Умывшись и почистив зубы, она пошла в спальню. Легла в постель, укрылась потеплее и отключилась от усталости.
Когда Владислав вернулся с работы, она рассказала ему о том, где была, с кем говорила и что услышала.
— Вот увидишь, она скоро к тебе придет, — сказала она мужу.
Владислав обнял жену.
***
Ирина как в воду глядела. Через пару недель у Владислава зазвонил телефон. Незнакомый женский голос сообщил ему, что это звонит мать Антона. Он согласился с ней встретиться.
Сидя в кафе напротив женщины, он вспоминал, что наговорил жене про сына, про Тони. Вспоминал, что рассказала ему Ирина. И ему было чудовищно стыдно.
Дарья очень скоро завела речь про «шлюшку»:
— Что, теперь богатенький папенька новоявленный двух сыночек содержит? Не только под профессора, но и под вашего сынульку подстелился? Шлюшка. Он всегда тряпкой был.
Владислава чуть тоже не стошнило. Он горько усмехнулся, вспоминая, что сделал Тони. Ведь, наверняка, это его идея была — сначала вывести Алекса из-под финансового давления родителей и только потом открыться. Алекс все еще был очень наивным в некоторых вопросах, несмотря на свои двадцать уже недавно исполнившиеся четыре. Его сын был одержим своими способностями. Больше ничего его не интересовало. Возможно, столь острое осознание своего призвания и желание добиться признания его и спасало до поры до времени, пока, очевидно, гормоны совсем невыносимо не взыграли.
Владислав не поленился, ознакомился с «предметной областью». И пришел в ужас. Тот, кто попадал в раннем возрасте в среду «обитания» и выживания ЛГБТ, чаще всего надолго человеком, живущим упорядоченной и здоровой жизнью, не оставался. Хоть обыватели и их ценности и высмеивались, цена «свободы» во многих случаях была именно тем, о чем ему коротко и емко сказал Тони.