Времена года. Ich will (Однажды в Гейдельберге) (СИ)

Тони тем временем встал и пошел в спальню. Алекс поставил на стол чашку и пошел за ним. Тони, очевидно по привычке, расстегивал рубашку. Алексу было очень приятно находиться рядом, наблюдать за ним, за его обычными действиями, смотреть, как он ест, как двигается. Опять хотелось кричать. Но он сдержался. Только снова обнял любимого, вдохнул запах и задрожал от возбуждения и нежности. Целовал ключицы, шею и ощущал, как Тони замер, словно испуганный зверь, обнаруженный в своем укрытии.

— Можно, я тут спать буду? — тихо спросил Алекс отвлекшись от своего занятия и показывая на полюбившееся ему место.

— Да, — прошептал Тони. — Спи, где захочешь… Хочу тебя…

— О, Ти… Да, да! Хочу сейчас тоже на спине, как ты в нашу первую ночь!

— Ал, это будет очень откровенно!

— Хочу!

Алекс лег на спину и обнял его. И от осознания того, что они снова вместе, что Алекс пришел к нему, что он не потерял свое счастье, Тони срывало крышу. Ему казалось, будто оба они сейчас были единой птицей, и каждый толчок, словно взмах крыльев, увлекал его в безумие. Еще немного — и из его сердца, из его губ вырвется слово, только одно слово, заполняющее целиком и грозящее взорвать жизнь окончательно и бесповоротно. Он целовал, прикрывая глаза, Алекса в губы, пытался сдержать разгорающийся в душе пожар и продолжал двигаться. Алекс, будто специально, делал все, чтоб разжечь его чувство еще сильнее: смотрел в глаза, тянулся за поцелуями, все чаще и откровеннее подавался ему навстречу, стонал громче и громче. Когда же, повторяя то, чему Тони научил его за эти пару дней, Алекс взял себя за член, он наверняка даже не догадывался, насколько еще и этим возбуждает сейчас сильнее. Движение за движением, стон за стоном, ярче, быстрее, громче…

Алекс чувствовал, что вот-вот все-таки закричит, не выдерживая того, что творил с ним Тони. Со знанием дела тот доводил его до беспамятства, уже в который раз за эти три дня. Ни один вздох Алекса не оставался без чуткого внимания. Тони много рассказывал и объяснял, говорил без всякого стыда о сексе в промежутках между их «раундами». Алекс краснел, но внимательно слушал, а затем снова не мог отвести взгляд от карих глубоких глаз. «Люблю! Люблю!» — выдыхал он и в этот вечер безмолвно в рот Тони. Тот целовал его долго, часто. Имел так, что Алекс метался, сам не зная, чего же он хочет больше: чтоб эта пытка закончилась или чтоб она продолжалась вечно. Ощутив еще один, уже просто невыносимый удар по простате, он все-таки закричал…

Тони больше не мог сдерживаться… Жить… Торопиться… Любить… Сердце стучало, разрываясь от счастья…

— Люблю тебя, Ал! — вскрикнул он, тоже, как и Алекс, кончая.

Тони почти упал на друга, в последний момент удержавшись на руках. Закрыл глаза, ложась сверху, и выдохнул тихо еще раз:

— Люблю…

У Алекса потемнело в глазах. Он все еще тяжело дышал. Кажется, у него дрожали ноги. И руки. Он обнял Тони.

Так много хорошего — и все ему одному? Всего каких-то четыре дня назад он мысленно попрощался с жизнью, и вот сейчас… Мужчина, от чьего взгляда у него слабели колени, признался ему, недоутопившемуся несчастью, в любви? Алекс, не веря своим ушам, только едва слышно шепнул:

— Это правда? То, что я услышал сейчас?

— Да.

Это краткое, тихое «да» обрушилось будто ударом на Алекса. Он чувствовал, что Тони пытается скатиться с него, и не отпускал любимого. Он ведь его больше никогда не отпустит. Ти, спасший ему жизнь, обогревший его своим теплом тогда, когда он так нуждался в поддержке, любит его! А он, как последний дурак, стеснялся сказать о своих чувствах, думая, как теперь «принято» или «не принято» говорить о том, что на сердце.

— Я тебя тоже люблю, — тихо сказал Алекс.

— Правда? — только и смог повторить Тони слова любимого, глядя ему в глаза.

— Да.

Они оба долго молчали. Наконец Алекс смог отпустить своего Ти. Тот сполз с него и лег рядом.

Успокоившись немного, Тони вздохнул:

— Завтра есть нечего. Придется в магазин вечером идти.

— Давай вместе сходим?

— Давай…

***

На следующее утро Тони растолкал Алекса в полшестого утра. Тот побудке поддавался плохо, но все же приполз на кухню, когда Тони дожаривал яичницу. Запах еды, судя по всему, действовал на Алекса куда лучше будильника и даже поцелуев. Поставив перед другом тарелку, Тони сел напротив него. Он любовался Алексом и едва сдерживался от того, чтоб разложить его, заспанного, время от времени трущего глаза и зевающего, прямо на столе, а затем вспомнил, что он еще чуть не забыл сделать. Он поднялся и пошел в гостиную. Вернувшись, подошел к доедающему булочку Алексу и обнял его.

— Ал, это тебе, — Тони положил перед ним на стол ключи.

— Ти! — только и смог прошептать Алекс. — Чтоб я не потерялся, да?

— Да, — тихо ответил Тони.

Алекс помолчал, но потом спросил:

— А ты много кому ключи давал?

Тони прижал его крепче к себе.

— Ревнуешь?

— Очень, — вздохнул Алекс.

— Никому не давал… И не только ключи не давал много лет.

— Серьезно?!