Времена грёз (СИ)

— Нет, я не хочу это понимать и не собираюсь поддерживать твои безумные стремления, Аван. Ты нужна здесь, ты здесь родилась и прожила всю жизнь, мы твоя семья, а не какой-то сопляк, затащивший тебя в постель.

— А он меня поддержал и понял. Этот «сопляк» сделал для меня больше, чем ты за все это время Ньярл, потому что он слушает меня и знает, что для меня важно. Он готов разделить стремления и построить со мной настоящую семью, а не то жалкое подобие, что я вижу здесь!

— Аван!

— Не нужна мне эта гребаная месть, Ньярл, никогда не была нужна, ни разу! Мне нужен был настоящий отец, такой, каким ты не был ни для кого из нас. Любящий и заботливый, знающий, чего я хочу и поддерживающий меня, а не чертов учитель, у которого не сердце, а сраный ледяной осколок! Я не собираюсь и дальше притворяться, что все хорошо, я люблю своего мужа и стану своим детям лучшей матерью, потому в моей памяти навсегда останется пример как делать нельзя.

Рукавом убрав выступившую в уголках глаз влагу, я последний раз посмотрела на учителя. В неверном свете свечей стало неожиданно сложно увидеть его лицо, но даже так я заметила насколько сильно он побледнел. Не пытаясь меня остановить, он молчаливым каменным изваянием остался стоять возле алтаря, проводив меня взглядом, поблескивающих в темноте глаз.

Подавляя в себе чувство стыда за столь жестокие слова, я запретила себе думать о том, что так блестеть могли лишь слезы.

Я так и не извинилась за тот разговор. Гордость мешала признать, что я перегнула палку, наверняка можно же было иначе все решить, познакомить его с Эребом, объясниться, сразу предложить свою роль учителя для подрастающего поколения, как я это сделала позже. Я продолжила работу в Храме намного позже, когда появилась Гемера, но даже тогда так и не смогла понять, как сильно ранила Ньярла. Не хотела видеть перемены в его поведении и тревогу Каина, что остался с ним. При привычном внешнем спокойствии учитель словно угасал, отдалялся от остальных и все реже появлялся на службах, полностью передав работу в Храме помощникам. Люди все еще считали его самым сильным, мудрым и могущественным защитником, и никто не замечал, что ему самому давно нужна помощь и защита, для многих он был лишь легендарным артефактом, новым богом, на которого можно молиться и не дыша обходить стороной. Своим детям я так же не решилась рассказать о родственных узах, невольно отдалив их от собственного прадеда.

Впереди показались ворота деревни. Пара стражей без препятствий и вопросов впустили нас за ограждение, и по проторенной самой объезженной дороге в селе я добралась до знакомого двухэтажного дома, выкрашенного в цвет стволов сосен за ним.

— И здесь мне придется жить? После нашего дома в Кадате этот выглядит сараем.

— С отцом в камере было бы лучше?

Мом ненавидяще посмотрел на меня, но рот закрыл. Воспользовавшись моментом, я вышла из машины, проводив взглядом еще один экипаж, свернувший на соседнюю улицу. Видимо, именно там наши спутники выкупили себе дом.

Из калитки ведьминого двора показалась рыжая вихрастая голова Васьки. Увидев меня, мужчина широко улыбнулся и тут же поймал в свои медвежьи объятья. За время моего отсутствия он, кажется, стал еще крепче, чем был, постоянно работая во дворе.

— Внучка! Сколько лет, сколько зим!

— Ой, дедуль…

— Гета! Ты посмотри, как она вымахала, восстановилась хоть после войны, а то ни жива, ни мертва была.

— Я не одна, дед Вась, я с гостинцем.

— И гостинец посмотрим, и на тебя поглядим, ты ж мой воробей стреляный, совсем к нам приезжать перестала.

— Не до того было.

— Да, Гета говорила, что вы крыс из столицы гоните.