Ведьма осторожно убрала мои руки, позволив деду все же увести за собой Мома.
— Подумай лучше о себе, внучка, не думай, что если дети выросли, то в твоей жизни наступил закат.
Ласковые ладони обняли меня за плечи и начали мягко гладить по голове, так будто я сама была неразумным дитя.
— Не хватит ли мне приключений в жизни?
— Не хватит, ты же Блэквуд, дорогая, а у нас вся жизнь сплошное приключение, так уж повелось. Наверно, это было неизбежно, учитывая историю Ньярла.
Шмыгнув, я все же позволила себе тихо заплакать, уткнувшись в родное плечо. Последние события в Кадате и эта поездка совершенно лишили меня сил. Если бы не помощь брату в столице, я бы минимум месяц, а лучше всю жизнь, провела здесь с бабушкой, с удовольствием сменив ее на посту ведьмы.
— Ну-ну, девочка моя еще не все потеряно, увидишь, поставим на ноги Мома, только не опускай руки. Тебе еще многое предстоит сделать.
— И что же? Я… воспользовалась твоим последним предсказанием, но не совсем понимаю, почему и зачем Серафина появилась у нас.
— Сложный вопрос, но давай обо всем по порядку, за чашкой чая. Всего я тебе не расскажу, но о чем смогу, поведаю. Идем.
Взяв меня за руку, Гета прошла на кухню и усадила меня за стол. Пока я вытирала платком остатки слез, на льняной скатерти появились еще теплые пирожки и ароматный чай с мятой. Откусив кусочек от румяного бока, я ощутила кисловатый вкус брусники.
— Да ты не кушай, ты ешь, и слушай.
Ведьма села напротив и, улыбнувшись, пододвинула чашку поближе ко мне.
— Будущее этой девушки я не вижу, но зато вижу ее влияние на других. Если все сделать правильно, она сможет повернуть реки в нужные русла, но для этого потребуется очень много сил.
— И что же делать?
— Учить, и твоя помощь в этом нужна больше всего. Каин в одиночку не успеет ее подготовить, тебе придется взять роль наставника на себя, только имей ввиду. То, что ты в нее вложишь, может стать как твоей защитой, так и оружием против тебя.
— Она может навредить мне?
— Все зависит от того, будет ли она на чьей-либо стороне, на это ты повлиять не можешь.
— Бабушка ты снова говоришь загадками.
— Не могу объяснить иначе, Аван, но могу дать четкий совет.
— Да, я думаю так будет проще.
— В столкновении темных и светлых никогда не забывай, что есть третья сторона, которой чужды ваши правила и законы морали, они готовы пировать на могилах обеих стран.
Чужие стихи
Из сна я выныривала словно из-под толщи воды, попутно пытаясь осознать, кто я и где нахожусь.
Всё-таки, чем больше я переживала за Ньярла и его семью, тем сложнее мне было отделить его чувства от своих, и его сознание от своего. Преодолев такой огромный путь в его воспоминаниях, я все меньше ощущала их инородными. Будто это я спасала светлого наследника, боролась с эльфийским королем и отстроила Кадат, но самое главное, будто это я отправила Лилит в Целестию.
Чужая боль, печаль уже казались родными, а новое имя внучки наждаком прошлось по оголенным нервам. Хотелось спросить, правильно ли я все поняла, точно ли ее фамилия звучит так, и в то же время, мне не хотелось слышать ответа. Проще было забыть все как страшный сон, отринуть и не думать о том, что все это время я видела историю одной семьи.
Сев в постели, я подтянула колени к груди и обняла их, подпирая подбородок. Мысли встревоженным роем носились в голове, пока я старалась принять реальность, невольно сосредоточив взгляд на солнечных зайчиках, пляшущих по стене.
Не понимаю, я не понимаю, почему ты сразу не сказал, что Каин, твой… правнук?
Поджав губы, я вцепилась руками в ткань одеяла, чувствуя, как на меня накатывает раздражение. Вместо ответа захотелось покидаться вещами или вновь как следует кого-то побить.
Я бы ни за что тебя не послушала.
Ощущаю себя обманутой.
Прикинулся, что ты на моей стороне, чтобы я успела проникнуться к тебе?
Мне так не кажется, скорее все было ради Блэквудов. Почему каждый раз, когда я начинаю тебе всецело доверять и делать то, что ты просишь, я оказываюсь в положении… инструмента? Кажется, так меня назвал Давид, и я уже не уверена, что он был не прав.
Смутный рисунок древесных панелей неожиданно размылся перед глазами, сменившись темной комнатой, полной свеч, и Ньярлом, присевшим передо мной. В его взгляде неожиданно показалась грусть и даже тревога.