Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

А началось когда-то все так: театр рухнул, нет, не коллектив, а само здание при реконструкции. Это было ужасающее зрелище, я это зафиксировал и в дальнейшем стал снимать не только руины, но и созидание и создание театра, становление труппы, формирование актерских судеб и ролей. Конечно, во главе всего стоял Лев Додин с его колоритной внешностью, статусом беспрекословного лидера и моего давнего знакомого, чуть ли не с юности (страшно сказать).

У меня много его портретов разных лет, но лично мне особенно нравятся его съемки вместе с Таней Шестаковой. Они необыкновенно смотрятся вместе не только на сцене, но и в повседневной жизни. В этом есть какая-то особенная драматургия, если так можно сказать про их повседневную жизнь, но у них она не повседневная, не будничная, не обывательская.

Но показать читателям я хотел бы портрет самого Льва, тех лет, когда его бороду черную тронула серебряная седина. И Лева стал совсем библейским пророком – ну, может не пророком, но точно кем-то библейским!

Надгробие Врубеля

Я жил на Невском, Сережа Соловьев – на Херсонской. Когда я с ним подружился, у нас было три кумира, три надмирные величины. Это – Блок, Рахманинов и Врубель (много позже Сережа включил туда еще и Мейерхольда). В нашем с ним союзе я отвечал за изобразительную часть. Естественно, это Эрмитаж, Русский музей и в нем – Михаил Врубель. Я не помню, в каком году я увлекся Врубелем, этим уникальным художником, наверное, единственным великим художником из группы «Мир искусства». Там были сильные ребята, но они все-таки какие-то декоративные, сиюминутные, а Врубель был просто гениальным художником. Мне было безумно приятно, когда через много лет я узнал, что на выставке, которую проводил Дягилев и где были представлены работы «Мира искусства», Пабло Пикассо часами простаивал в зале Врубеля. Хотя потрясающими художниками были и Бакст, и Кустодиев, и Сомов. Но такой мощи, такого величия, такой энергии, как у Врубеля, и такой судьбы, конечно, не было ни у кого из них.

У меня были все альбомы и все книги о Врубеле, которые к тому времени вышли, начиная с докатастрофических времен, но меня это не удовлетворяло. И я записался в залы детской и юношеской публичной библиотеки, там был зал, где можно было заказывать периодику и, естественно, только в зале просматривать ее, а я сам хотел докопаться до оценки врубелевских работ его современниками, при его жизни. То есть я хотел почувствовать нерв того времени, что писали и что говорили о нем.

И я все это копировал, выписывал, и среди прочего я нашел некрологи на кончину Врубеля 1910 года. И что самое потрясающее – фотографию его надгробия. И мы с Сережей решили разыскать это надгробие, которое находилось на петербургском Новодевичьем кладбище, которое тогда уже было заброшено, но его еще не успели срыть, хотя до войны принималось такое решение – срыть это кладбище, перенести значимых людей, например, в Александро-Невскую лавру или на Волковское кладбище. А роскошный огромный кусок зелени кладбища, недалеко от Обводного канала, на Московском проспекте, задумали застроить чем-то ужасно необходимым. А на кладбище были потрясающие храмы, когда-то принадлежавшие Новодевичьему монастырю. Но началась война. А после войны, видимо, сил на кладбище не хватило, его оставили потихоньку загибаться. И само кладбище стало как слепок, как образ архитектурного Петербурга, разваливающегося, ветшающего, загибающегося заживо. А когда-то это кладбище было самым дорогим в Петербурге. Когда оно было действующим, там стояли великолепные надгробия, некрополи – то в стиле готики, то в византийском стиле. И я знал, что там должно находиться и надгробие Врубеля. Не знал только, где конкретно. А так как кладбище было закрыто, то не было никаких ориентиров, никаких документов.

И мы с Сережей пошли – кажется, зимой – искать могилу Врубеля. Потом выяснилось, что могила Врубеля находится в самом дальнем конце кладбища, так как его похоронили за счет Академии художеств и участок находился на дальней линии – надо было экономить «художественную копейку». Но мы все-таки нашли это надгробие. Причем здесь были захоронены и Врубель, и его жена Надежда Забела-Врубель.

Могила была в совершенно жутком состоянии. Мы нашли ее в тысяча девятьсот семьдесят каком-то году. Там было множество чудных кленов, а клен расползается совершенно потрясающе, попадает во все расщелинки надгробий, раздвигает даже камни, и все превращается в осколки.