Читаем Времена жизни полностью

Времена жизни

Вадим Иванович Кучеренко

Век измельчал. С ним – человек.

Но дух – поди с ним совладай.

Сентябрь расчетом душу губит,

А кровь бушует: подавай

Ей плаху, головы где рубят.

Сентябрь и бунт? Он сам смеялся.

Но даже Гарибальди знал:

Чтоб мир в сраженьях изменялся,

Иметь он должен капитал.

Сентябрь вернул душе покой,

Лишь оплатив ее бунтарство:

Он финансировал разбой

И смуту внес в чужое царство.

Недолог был жестокий бой:

Все золото решило…

Но победив, самим собой

Он стал, забывшись было.

Натешился душою всласть

И с выгодой решил продать

Моря и земли, недра, власть,

Народ простой и даже знать.

Но сделку оросивши кровью,

Он не учел лишь одного:

Что не чужой, своею болью

Все обернется для него.

Был новый заговор удачен.

Глубокой ночью крепок сон…

Недавними друзьями схвачен

Сентябрь и в крепость заключен.

Нет пробуждения несчастней -

Предали все, кого любил.

Но мысль была еще ужасней:

Он сам себя всего лишил.

Сентябрь не сразу, но смирился,

Как будто вечно узник был.

И, трезво мысля, не смутился,

Узнав, что мир его забыл.

Сентябрь садится справа от Августа. На сцену выходит Октябрь, одетый во все темное, мрачное, и только корона на голове, напоминающая шутовской колпак, вызывающего ярко-алого цвета.

Голос за сценой.

Октябрь с уходом мирит нас…

Октябрь.

Октябрь старел безропотно-уныло.

Перебродила в терпкое вино

Кровь, алая когда-то. И забыла,

Как жизнь пьянит, душа его давно.

Забыто многое, и первая любовь

Уже не снится. Жизнь идет к закату.

Дни все короче, все уже не вновь.

На тело ветхое не наложить заплату.

Октябрь смиренно об одном молил:

Рос сын, наследник и души утеха, -

Увидеть бы его отцу в расцвете сил,

И власть свою вручить ему без спеха.

Беда, коль малолетний царь на троне:

Он к послушанию судьбой приговорен.

Скорее призрак в царственной короне,

Что вместе с плотью мужества лишен.

Октябрь любил и был, конечно, слеп.

Иначе думал сын; он скрежетал зубами

В бессильной ярости, что так отец нелеп

И правит глупо, и милосерд с врагами.

Кто никогда ни в чем не знал нужды,

Тот не поймет, как можно ненавидеть

Привычный мир и тех, кому чужды

Соблазны хаоса в его ужасном виде.

Октябрь был кроток, сын его жесток.

Нередко так природа глупо шутит.

Сын преподать отцу решил урок,

И вот он заговорщик, воду мутит.

Октябрь узнал – подкинут был донос, -

И приказал… отправиться в изгнанье.

Презрительно тот гнев отцовский снес,

И вскоре жарко вспыхнуло восстанье.

Когда войною брат пошел на брата,

Пощады нет и ненависть страшна.

Рыдает мать, ни в чем не виновата,

А все ж всех виноватее она…

Отец, страдая, был угрюм безмерно,

Но уступить свой трон не пожелал.

Сражался он без пыла, но усердно

Врага теснил, и дрогнув, тот бежал.

Никто не смел сказать: твой сын убит.

И много дней спустя Октябрь томился,

Предчувствовал, но верил – пощадит

Его злой рок. Ночь напролет молился…

Но все напрасно, блудный сын домой,

Прощенный много раз, не возвратится.

Давно он в ад сошел вослед за сатаной,

Спеша беседою с Эдипом насладиться.

А что Октябрь? Недолго правил он,

Недужный духом, разумом и телом,

Но перед смертью подпалил свой трон,

Крича, что душу спас богоугодным делом.

Октябрь садится справа от Сентября. На сцену медленной, шаркающей походкой выходит Ноябрь. Он стар, сгорблен, но, несмотря на это, одет явно не по возрасту, словно молодой мужчина.

Голос за сценой.

Ноябрь, зимы предвестник вечной…

Ноябрь.

Ноябрь приют туманам дал,

Чьи жесты томные небрежны.

Затворник вечный, он не знал,

Насколько помыслы их грешны.

Корысть и морок их пленяли,

И грех всегда им был желанным.

Но тайный свой порок скрывали

Под чудным обликом туманным.

Ноябрь приветил их радушно.