Времени страж. Часть 1. Гордиев узел, или Сон в Рождественскую ночь о судьбе России

– Поэзия – язык богов,
Язык святилищ древних храмов,
И тайный слог её стихов
Не одолеть орде профанов.

Посланец неба – Аполлон,

Сын Лето с острова Астерия,
Возвёл глагол на царский трон
В своих таинственных мистериях.

По небу лебеди влекли

Его златую колесницу,
И реки времени текли
Под взмахи крыльев дивной птицы.

Свершив над вечностью полёт,

Достойный сын Гипербореи
Поэтам дар пророчеств шлёт
И ждёт, чтоб стали мы мудрее.

А если сердце не вместит

Огня священного зарницы,
То время вряд ли сохранит
Пиитов ветхие страницы.

Сын Зевса стрелами сразит

Пифона тёмных суеверий.
И светлый праздник возродит
Своих божественных мистерий!

Сделав вид, что мне всё понятно из того, что она мне прочла, я тут же, чтобы выйти из затруднительного положения, попросил свою ночную гостью поведать мне о каком-нибудь пророчестве, переданном через известного всем поэта. И моя терпеливая учительница согласилась дать мне урок. Она предложила начать разговор со знакомого нам с самого раннего детства произведения Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила».

– В этой поэме, – продолжала она, – предсказана судьба России, и большое место уделено именно тому периоду, который переживает ваше общество.

Автор данных строк тут же выразил своё несогласие, объявив, что он не менее сотни раз, начиная с самого раннего детства, сначала слушал, потом читал, смотрел в кино эту сказку и ничего подобного в ней не нашёл. Но меня вежливо попросили набраться терпения и просто помолчать. Богиня дала бумагу, ручку и предложила записать её рассказ для того, чтобы ничего не забыть и не перепутать. Приготовившись, я замер в ожидании.

– Князь Владимир, – начала она, – святой князь, окрестивший своих подданных в 988 году от Рождества Христова, олицетворяет собой начало новой эпохи в истории России. Он выдаёт замуж свою любимую младшую дочь Людмилу (двухкорневое слово означает – людям мила) за русского богатыря Руслана (также два корня: рус – русский, русская; лан – можно прочесть как Land – по-нем. страна). Иными словами, он пытается донести до своих соплеменников тайное или эзотерическое учение христиан, его любимое детище. Если мы обратимся к истории русской святости, то увидим, что первыми святыми на Руси были князья, так как для своего времени они были наиболее просвещёнными людьми и могли правильно осмыслить тайные аспекты христианского мировоззрения. Вернувшись к тексту поэмы, мы увидим, что руки Людмилы, помимо Руслана, добивались ещё три претендента: Рогдай, Ратмир и Фарлаф. Из текста произведения мы знаем, что невеста, ещё не став женой, похищается с брачного ложа злым волшебником Черномором, которого в некоторых эпизодах поэмы Пушкин называет «карлой с бородой». В иносказательной форме у российского общества, уже готового осмыслить тайные аспекты христианской философии, похищают эту идею.

– Ну причём здесь какой-то «карла с бородой», – пробубнил я, не отрываясь от бумаги с записями беседы.

Но лектор не замедлила с ответом:

– Если бы ты прилично учился в школе, – произнесла она, – то знал, что основоположника материалистического мировоззрения ХХ века звали Карл Маркс. Он похитил у русского народа духовную доктрину и оставил разум общества без высшей духовной идеи. На поиски этой идеи отправляются четверо женихов-претендентов. На их пути возникают два загадочных персонажа поэмы – старый мудрый Финн и злая волшебница Наина, чьи образы мы раскроем немного позже. Старый мудрец рассказывает Руслану о похитителе его возлюбленной и указывает путь в царство злодея. Наина же направляет по следу богатыря второго претендента на руку Людмилы – Рогдая, чтобы тот уничтожил Руслана. Давайте предположим, что Рогдай – это худшая часть российского общества, отравленная злобой, духом человеконенавистничества, готовая ради осуществления своих целей пролить реки крови. В России её можно соотнести с эпохой военного коммунизма и сталинизма. Но Бог на стороне Руслана, и из этой кровопролитной схватки наш герой выходит победителем. В дальнейшем он встречается ещё с одним фантастическим персонажем поэмы – головой великана.

В моей же, не столь «великанской» голове, стали бродить лукавые мысли о том, что эту голову великана уж точно нельзя никуда пристроить, а собеседница, как будто прочитав мои мысли, продолжала: