Закончив с полировкой, Гена принялся исправлять прошлый фокон. Нужно было по новой отшлифовать плоскую поверхность основания конусообразного цилиндра, с соблюдением ювелирной точности. Убрать шлифовкой можно было всего несколько микрон, поэтому используя самый мелкий, специально для его деталей, шлиф порошок, Гена водил фокон по металлическому круглому плану. Подмазывая иногда порошок, он бегал спустя несколько кропотливых и напряжённых минут к крану с водой, промывал деталь и просматривал на свету, чтобы отполированная ранее поверхность стала вновь матовой.
Из-за постоянного контакта с холодной и горячей водой руки Гены покрылись мелкими кровоточащими ранками. Кожа трескалась и используемые в производстве растворы охлаждающей и полирующей жидкости, обжигали руки. Делая очередные круговые движения по металлическому плану, Гена думал. Начальник был прав. Оставить семью после смерти на улице и без гроша в кармане, он не мог. Но эти пять дней, занимаясь этой тупой и монотонной работой, зная, что тебе осталось всего две недели, будут для него самой жестокой пыткой. Он продумывал различные варианты от грабежа до мошенничества. Грабить было опасно, а получить деньги в кредит у него вряд ли бы получилось. В банке увидят сколько ему осталось. Брать где-то ещё он не мог. Ему то всё равно, но вот Катя и Сава, их он не мог так подставить. Мысли, как жвачка, брошенная на грязный пол, собирали в огромный отвратительный комок различные варианты событий. Во всех, он оставлял жену и сына в опасности, и подвергал после смерти нищете, долгам и гибели. К тому же фокон все никак не желал шлифоваться до нужной ему чистоты, поэтому не выдержав, Гена остановил станок, положил деталь в коробку и направился из цеха в курилку.
До обеда было меньше получаса и обычно в это время курилка была наполнена людьми со всех ближних цехов. Но открыв двери Гена обнаружил лишь одинокого и пожилого наладчика из соседнего цеха. Худенький и низкий человек, с черными с проседью волосами, держал сигарету жёлтыми от чрезмерного курения пальцами, и не обращал на вошедшего внимания. Его звали Николай и выглядел он точно так же как Гена. Как будто его душа была очень далеко от тела. Он сидел, накинув одну ногу на другую, и наклонившись немного вперёд, поддерживал свободной рукой голову. Подойдя к нему ближе, Гена сообразил, почему он сидит один и так печален. На спине светились более ужасные и скорбные цифры, Коле оставалось жить два дня.
– Здорова, не угостишь? – сказал Гена, присаживаясь рядом с мужчиной.
Николай, не говоря ни слова, держа во рту папиросу, полез в карман из которого достал помятую пачку и протянул Гене.
– Спасибо.
– За яд спасибо не говорят, – пробубнил, тряся во рту сигаретой, Николай. Обратив наконец внимание на Гену, мужчина сообразил, что тому нечем подкурить и засунув снова руку в карман, вытянул из него спички.
– Угу, – кивнул Гена с сигаретой в зубах беря в руки коробок. Подкурил, резким движением потушил спичку, выбросил в металлическую пепельницу на подставке и прислонился спиной к холодной стене. Курилка располагалась на последнем, третьем, этаже здания где находились их с Николаем цеха. Стены были выкрашены в синий цвет только на уровне человеческого роста, остальное пространство было отштукатурено и побелено. Всё это было проделано, наверное, ещё при постройке завода, так что сейчас стены выглядели печально: подтёки ржавчины, оголённые куски кирпича под рваной штукатуркой. Выдыхая обжигающий горло дым, Гена смотрел в потолок. Высота была не меньше четырёх метров, и он внимательно изучал прямоугольные щели в углу, с металлическими решётками, которые, как он считал, были вентиляцией. Ему не хотелось разговаривать, но молчание прервал Николай:
– Ты я как посмотрю не брезгуешь в моём обществе находиться?
– А должен? – опустив глаза к Николаю сказал Гена.
– Я как вошёл в курилку так все как будто мертвеца увидели. Видимо на спине у меня что-то особенное написано, ведать не долго мне осталось, что скажешь?
– Знаешь же не могу.
– Понимаю, а тебе там сколько?
Коля вытянул шею пытаясь заглянуть Гене за спину. Решив удовлетворить любопытство мужчины Гена повернулся к нему спиной.
– Такой молодой… Скоты эти учёные, по-другому не скажешь.
– Скоты, не то слово. А самое интересное знаешь, что?
– Я знаю сколько мне осталось.
– Это как же?
– Да девчонка одна маленькая сказала. Представляешь?
– И как ты?
– Хреново.
– Понимаю. Ходят все, смотрят в спину и стоять рядом боятся, говорить не хотят, зырят, как на мертвеца. Знают сволочи, что помру скоро, но сказать не могут. Попались бы мне эти учёные, всю душу бы вытряс. Не готов наш народ к такому.
– Это точно.
– Вот сижу сейчас и думаю, сколько осталось, неделя? Год? А может вообще пару часов, а я на работе торчу, места себе не нахожу. Всё на потом жить откладывал, всё о других думал, дочке квартиру, после внукам помогай, а сам что? Думал на пенсии буду корзинки плести, дело организую, ремесленником стану, как всегда мечтал. Но что теперь? Не доживу я до пенсии чует моё сердце. Ну хоть намекни, а?
– Не могу Коля.