Время алых снегов

— Вы не слишком справедливы сегодня к лейтенанту Варину, — сказал не оборачиваясь. — Кто мне говорил, что он стал летать увереннее? И на вашем любимом Куликове тоже довольно шелухи. А вы его поглаживаете, хотя скрести бы надо. Рано ему в двадцать четыре года «железного рыцаря» из себя разыгрывать — все равно ведь не получается. Сегодня Куликова в групповой полет не пускать. Пусть посидит в дежурном звене.

— Товарищ полковник!..

— Пусть сидит! — сухо повторил командир полка. — И предупредите: возможно, полетит на разведку погоды. Все! Занимайтесь эскадрильей...

Отправляясь в помещение руководителя полетов, полковник думал о дочери и старшем лейтенанте Куликове. Вспомнил, как выглядел Куликов на утреннем построении — прямой, плотный, золотоволосый, крупная голова вызывающе поднята, а усталое лицо цвета серой бронзы, и глаза словно выцвели, хотя смотрят не мигая и прямо. Полковник двадцать лет командовал людьми, которые ежедневно рискуют, его нельзя было обмануть деланной бодростью. Куликов зря старался...

«Значит, у них всерьез? Уже драма и уже всерьез?

Вот чертовка! Не хватает, чтобы она мне летчиков выводила из строя! Однако выросла дочь. И вдобавок влюбилась. И делает глупости, как делают их все в этом возрасте. А ты попрежнему даришь ей шоколадки... Только о Куликове и говорит и сегодня требовала к телефону Куликова. Пришлось ее отругать. А может, ругать как раз и не следовало?..

Обязательно такие вопросы приходят, когда не до них!»

На разведку погоды полковник решил все-таки послать лейтенанта Варина. Проводив эскадрилью, он приказал вызвать лейтенанта к себе на вышку и неподвижно сидел, прислушиваясь к голосам в эфире.

Именно в этот момент прилетела нежданная радиограмма с навигационного поста, расположенного на далеком морском острове.

Где-то в океане кружил над нейтральными водами самолет соседней страны. Час назад над своим побережьем он внезапно попал в грозу, онемел, оглох и ослеп — радио и навигационные приборы перестали действовать. Вырванный из-под ударов грозы искусством пилота, самолет оказался между сплошными облаками и штормовым морем. Гроза заслонила его от локаторов и отжимала все дальше в открытый океан, о чем летчик, видимо, не знал. Тридцать пассажиров и экипаж летели к смерти.

Когда на советский навигационный пост пришла просьба о помощи, операторы уже видели на экранах странный светлячок, бесцельно блуждающий среди грозовых вспышек. Передали его координаты, но было ясно, что лишь сверхзвуковой истребитель способен перехватить заблудившийся лайнер и привести на ближний советский аэродром — горючего почти не оставалось.

Вторая просьба была краткой: «Если можете, спасите их души!..»

Стоя у радиостанции, полковник видел идущего к вышке Варина, и ему хотелось скомандовать: «Бегом!» И тут же подумал, что найти глухонемой самолет над океаном — совсем не то что разведать погоду в ограниченной зоне. «Ему наверняка продираться сквозь грозу, быть может, и самому придется искать иностранца — грозовые тучи бывают порой непроницаемы для локаторов...»

Полковник все время помнил, что под руками у него есть другой летчик, бесстрашный и находчивый. Но сегодня полковник считал себя вправе лишь наказать его за грубое нарушение предполетного режима. Но ведь бывает же, что и в двадцать два года человек не может уснуть, если даже обязан...

«Обязан?.. Именно обязан... Однако и с наказанием Куликова можно погодить, а вот с вылетом — нельзя!»

Полковник наклонился к селектору...

Куликов не испытал обиды, когда эскадрилья ушла в зону без него и точки истребителей растаяли на белом экране облаков.

Может быть, первый раз в жизни равнодушно смотрел в белесое небо из окна дежурки, и, если взгляд натыкался на легкое, вспененное облачко у горизонта, он отводил глаза. Прежде Куликов любил следить за такими облаками, в небе ему хотелось трогать их крылом.

Сейчас ему не хотелось ничего. Что облака? Холодные и равнодушные, они пролетают мимо, дразня красивостью издалека, их нельзя удержать — лишь сырость и холодок остается в памяти от их прикосновения. И на земле немало такого вот маняще прекрасного, что оставляет в душе лишь холодную тоску...

Гарнизон давно нарек Алексея Куликова и дочь командира женихом и невестой. Гарнизон любовался их дружбой, из которой долго, медленно, робко, словно яблоня на северной земле, вырастало новое чувство. Быть может, другие лейтенанты попытались бы изменить «ситуацию», знай они, что Алексей за целое лето не смел даже дотронуться до ее волос, словно нарочно затеняющих длинные глаза. Рука сама просилась бережно поправить тяжелую прядь; похожее желание Алексей читал в глазах почти каждого, кто смотрел на нее, а для него оно стало рубиконом.

Лейтенант Варин на правах друга знал о Куликове больше многих, он часто смеялся, гадая, кто же такой Алешка Куликов: титан или теленок? Предупреждал, что ей когда-нибудь наскучат ромашки с летного поля и она найдет более решительного, даже предлагал поучить Алексея, как надо действовать.