Время Андропова

Может быть, эта травма, перенесенная в детстве, отозвавшаяся обидой и комплексами, действительно столь сильно оттолкнула и отдалила Андропова и от отчима, и от матери. Возможно… С другой стороны, уж больно последовательно и даже профессионально он запутывал в автобиографиях вопрос своего происхождения. Чувствуется продуманность и холодный расчет. Да, наверное и даже скорее всего, в основе обида, но далее, взрослея, он все отчетливей понимал, какими гирями на ногах могут оказаться все эти Флекенштейны и куда заведет такое социальное происхождение. Уж что-что, а советские реалии он осознал рано и правила выживания в социалистическом обществе усвоил хорошо.

А вообще интересно, какой практический смысл имеют поиски «еврейства» Андропова? Во многих публикациях и исследованиях позднесоветской эпохи проглядывает нехитрая схема противостояния различных группировок в высшем эшелоне власти, причем группировок, сформированных на национальной основе. А было ли такое на уровне Политбюро ЦК? Пишут, что было. Даже название придумано — «русская партия».

Между тем записывать того или иного члена Политбюро в «русскую партию» или противостоящую ей «космополитическую группу» марксистов-интернационалистов, как это иногда делается, занятие бесперспективное, антиисторическое, да и ничего по большому счету не объясняющее. Члены Политбюро — типичные «серединные люди», одинаково чурающиеся и идей «Союза русского народа», и идей конвергенции и «социализма с человеческим лицом». Достаточно посмотреть на ход возникшей в середине 1960-х яростной политико-литературной полемики между журналами «Новый мир» и, с другой стороны, «Наш современник», «Огонек» и др. И та, и другая сторона использовали в полемике обильные цитаты из классиков марксизма-ленинизма, взывали к идеям Ленина, идеалам социализма. И обе стороны в этом богатом идеологическом наследии находили подкрепление своим идеям и притязаниям. Не стесняясь, об этом пишут участники былых газетно-журнальных баталий. Например, один из приверженцев «русской партии» вспоминал: «Мы и цитатки знали, как подобрать, и в праведных целях “дожать”»[1924]. В том и богатство ленинского наследия[1925], что можно почерпнуть из него аргументы и цитаты для оправдания чего угодно.

Конечно, противоборствующие стороны нельзя оценивать как группирование на безыдейной основе. Идеи и у тех, и у других, конечно, были. Но, маскируя все коммунистической риторикой, они за формой напрочь потеряли содержание. Не имея возможности сказать все напрямую, обе стороны били друг друга цитатами из Ленина. В одном случае — об интернационализме, в другом — о защите социалистического отечества. Сейчас все сведено до простейших форм — патриоты-почвенники против «русофобов», или государственники («этатисты») против либералов и демократов. Теперь нет никаких иносказаний, нет нужды ссылаться на ленинское наследие.

Но историки на то и историки, они ловят нюансы, ищут намеки на проявление политических симпатий отдельных членов Политбюро, скрытый смысл в их высказываниях и трактовках событий. Вот, например, Полянского и Шелепина считают представителями «русской партии» или покровителями русских националистов[1926], а Андропова, наоборот, числят человеком, склонным к идеям космополитов-разрушителей, борцом против «русской идеи», чуравшимся русского духа. И в помощь им неясности в происхождении Андропова и в оценке людей из его окружения — Бовин, Арбатов, Бурлацкий (ведь и вправду «либералы» и будущие «демократы» эпохи перестройки). А они, кстати, и в годы застоя без дела не сидели. Тоже выискивали идейных противников. Иной раз выдвигают и вовсе ничем не подкрепленные версии. Будто Андропов до начала 1980-х годов создавал новую идеологию, соединяя «коммунистическую доктрину с русской державностью, которая заполнит вакуум в фундаменте отечества»[1927].

До назначения председателем КГБ Андропову было непросто в аппарате ЦК. Он не чувствовал своей самостоятельности. Над ним возвышались секретари ЦК Суслов и Кириленко, заправлявшие текущими делами. Суслова Андропов ненавидел и боялся. Хорошо помнил, сколько крови ему испортили он и Кириленко. Петр Шелест вспоминал о Суслове: «…он ведь недалекий, черствый и мстительный человек»[1928].

Сослуживцы отмечали присущие Андропову таланты, заметно выделявшие его в череде предыдущих председателей КГБ: «Вообще Андропова отличали от его предшественников внутренняя собранность, несомненный организаторский талант, игра мысли, разносторонние знания во всем, что касается международной политики»[1929].