Экономические преобразования при Андропове так и не начались, да они, пожалуй, даже и не были внятно намечены. И пустословие очередных зажигательных призывов в андроповское время. Не помогали стране громкие лозунги типа «Не потерять набранного темпа, сохранить настрой на дела!». Без системных преобразований у страны не было шансов. Но еще хуже — упрямство и нежелание вести серьезный диалог с Западом. История размещения в Европе американских ракет средней дальности «Першинг-2» тому наглядный пример. Не вняв разумным предложениям западных лидеров, Андропов взвинтил ставки, что привело к очередному витку гонки вооружений, разорительному для страны и поставившему мир на грань войны. У него не хватило политического опыта, и он не смог разглядеть за антикоммунистической риторикой Рейгана его серьезных стремлений к ракетно-ядерному разоружению. Позднее советские лидеры согласились на «нулевой вариант», но чего это стоило стране. Как пишет историк Волкогонов: «…задумывался ли Андропов над тем, что вся затея СССР с ракетами средней дальности была бессмысленной и чрезвычайно дорогостоящей. На советскую политику добиться преимущества в Европе последовал чрезвычайно энергичный ответ американцев, вызвавший, в свою очередь, немедленный “ответ” Москвы. Спираль гонки вооружений резко взметнулась вверх. Экономика страны, надрываясь, все больше милитаризировалась. Придет время, и все эти ракеты вывезут и уничтожат, но никто и никогда в руководстве не скажет, во сколько миллиардов рублей обошлась советскому народу их очередная бездумная “историческая акция”. Конечно, она будет расценена как “победа советской внешней политики”»[1943].
Хорошо знавшие Андропова современники пишут о нем с большим пиететом, но и они отмечают его твердый подход в защите советских порядков и идеологии: «Это был интеллигентный, широко образованный человек, прекрасно разбирающийся в литературе, искусстве. Ничто человеческое ему не было чуждо: ни поэзия, ни любовь. Его память и аналитический склад ума покоряли. Он был расчетлив, хитер, иногда по своим действиям напоминал Макиавелли. Но при этом в личном плане был честен и бескорыстен. Вряд ли мог быть более достойный защитник существующего строя и идеологии»[1944].
Его, конечно же, сравнивали с другими руководителями страны. И невольно отмечали разницу: «Все знавшие Андропова отмечали у него манеры немного старомодного интеллигента. Он всегда смотрел в глаза и не отводил взгляд, как Черненко. Никогда не кричал, как Хрущев, не “матерился”, как Горбачев, не любил много говорить о себе, как Брежнев»[1945].
В то же время его недруги давали самые уничижительные характеристики Андропову. Например, Семичастный: «Как я думаю, это был человек, осознавший всю серьезность положения в государстве, однако в высшей степени беспринципный и бесхарактерный. Ему не хватало смелости подготовить хотя бы один критический документ о состоянии страны, в котором был бы осужден брежневский курс»[1946]. Ему вторит и Карен Брутенц: «Юрий Владимирович, на мой взгляд, в какой-то степени и драматическая фигура. Прекрасно осведомленный о положении дел в стране, видящий, как все глубже проникают бациллы разложения, как некогда “бетонные” опоры постепенно превращаются в труху, он, бессильный что-то предпринять, в течение семи-восьми лет оставался в основном пассивным наблюдателем. А когда наконец положение изменилось, Ю.В. был уже слишком источен болезнью»[1947].
В практической деятельности во главе органов КГБ Андропов выглядел отнюдь не либералом. О нем пишут как о человеке, стоявшем на позиции «жестокого сдерживания общественной активности евреев вообще и их эмиграции из страны в частности»[1948]. Даже коллега по Политбюро Кунаев ставит Андропову в упрек его репрессивную политику: «Но самые крупные ошибки он совершил на посту председателя КГБ. По необъективной информации были подвергнуты преследованиям и гонениям многие известные представители нашей интеллигенции, видные деятели культуры и искусства»[1949].
Конечно, в партийном аппарате, куда Андропов вернулся в 1982 году, с его именем связывали определенные надежды: «Он разумный и компетентный человек, доступный “новому”, склонный к размышлению…»[1950]. Возможно, на фоне остальных стареющих членов Политбюро Андропов смотрелся вполне презентабельно. Только он не оправдал ожиданий разумной части партийного аппарата. Да никто и не понимал, что у него на уме. Как выразился Гейдар Алиев: «У Андропова было много планов, которые он не раскрывал, эти планы остались неизвестными»[1951]. Вместе с тем даже если и были какие-то нереализованные планы, они не выходили за рамки господствовавшей идеологии: «По своему душевному складу, профессии, убежденности Андропов, тем не менее, не мог предложить ничего спасительного ни обществу, ни партии, такого, что выходило бы за ортодоксальные рамки ленинской доктрины»[1952].