Время Андропова

Андропов за годы своей карьеры выработал свод правил, ставших его политическим и служебным кодексом. Он твердо усвоил, что «в политике друзей не бывает, есть попутчики», да и то, «как правило, на определенном отрезке времени»[1930]. В отношении к людям, в том числе и к тем, кого хорошо знал, Андропов сохранял осторожность. Как-то даже изрек: «Древние говорили: знать долго, не значит знать хорошо»[1931]. Андропов «не страдал доверчивостью, считал недоверчивость нормой, отклонение от которой для политического деятеля рассматривал как аномалию, сродни уродству»[1932]. Сказывался и дипломатический опыт. В одной из бесед как-то заметил: «…как бывший посол могу вам сказать, что в дипломатии искренность всегда считалась если не пороком, то по крайней мере недостатком»[1933]. Или такой афоризм: «любопытство и болтливость — близкие родственники»[1934]. Кстати, Андропов любил повторять свои наставления и инструкции подчиненным по несколько раз, полагая, что надо «вбивать гвоздь по шляпку»[1935].

Андропов усвоил как жизненное кредо и любил повторять завет волжского боцмана времен своей матросской практики: «Жизнь, Юра, — это мокрая палуба. И чтобы на ней не поскользнуться, передвигайся не спеша. И обязательно каждый раз выбирай место, куда поставить ногу!»[1936]. Осмотрительность в поступках и при принятии решений обозначалась им в часто употребляемом выражении «не сезон», когда надо было повременить с решением[1937]. Да, осторожность и благоразумие — вот стратегия политического выживания. Подчиненные иной раз слышали от Андропова: «Если не можешь свалить врага — не царапайся…». При этом Андропов говорил, будто это любимая поговорка Сталина[1938].

О своих коллегах по работе мог высказаться иронично, но не без подтекста. За иронией порой скрывался некий навсегда усвоенный Андроповым идеологический стандарт. Как вспоминал его помощник: «Как-то задумавшись, Юрий Владимирович вдруг сказал: “Знаете, есть коммунисты, которых нельзя считать большевиками. Вот возьмите, например, Арбатова — коммунист-то он, конечно, коммунист, а вот назвать его большевиком язык не поворачивается”»[1939].

С другой стороны, в основном бывшие сослуживцы пишут об Андропове сугубо в положительном контексте как о предтече перестройки и воспевают им намеченный, но неосуществленный курс экономических реформ и модернизации советского общества. Его выставляют чуть ли не как несостоявшегося спасителя страны. Дескать, его ранняя смерть тому помешала. Но, увы, практические шаги Андропова в качестве лидера страны не дают к этому никакого основания. А его замыслы, мечты — их тоже нет, и нет их следа в письменном наследии Андропова. Он всегда оставался чиновником в застегнутом на все пуговицы сюртуке. Но даже и в апологетической литературе авторы пишут о «серьезных просчетах» Андропова, указывая на выбор им «своих политических преемников» — М.С. Горбачева, А.Н. Яковлева и, как ни странно, в этом же ряду В.А. Крючкова[1940].

Мог ли стать Андропов действительно реформатором, проживи он дольше? Вряд ли. «Он пользовался репутацией честного человека, не боящегося говорить или слушать правду, хотя ко многим его предложениям прислушивались не слишком внимательно. Андропов не был сталинистом, но как политик и человек он никогда не мог избавиться от многих черт и понятий, характерных для этой крутой эпохи. Он требовал порядка, но был неспособен на слишком резкие повороты. Андропов был искренним приверженцем марксизма и ленинизма и никогда не ставил ни перед партией, ни перед самим собой задачи глубокого переосмысления привитых ему с юности учений о социализме и капитализме»[1941].

И тем более не стоило ждать от Андропова каких-либо политических послаблений. Наоборот, стоило ожидать прямо противоположного. «Приобретенный Андроповым в Венгрии жизненный опыт не только не побудил в нем интереса к глубинным, системным реформам социализма, напротив, лишь укрепил его в сознании и без того глубоко укорененный антилибералистский и антиреформаторский настрой»[1942].